Риналь Мухаметов о «Вторжении», «Оптимистах» и фантастичности реальной жизни: «Я не знаю до конца, как я оказался здесь, даю интервью. Всё это такая фантастика»

Прошло 3 года, а Риналь — уже состоявшаяся звезда российского кинематографа — продолжает с тем же заразительным энтузиазмом рассуждать о том, что фантастика — великий жанр, и он готов рассматривать и дальше подобные предложения. Подобные «Вторжению» Фёдора Бондарчука. Стоит посмотреть материалы со съёмочной площадки, чтобы убедиться: это могли сыграть только очень умелые актёры. Накануне премьеры «Вторжения» Киноафиша.Инфо встретилась с Риналем. Он подписывал постеры фильма и параллельно вместо ответов на вопросы разыгрывал микроспекталь, не обращая внимания, что запись ведётся лишь на диктофон.

ВС: Финальная сцена "Притяжения" - голова дёрнулась…

РМ: А не все, кстати, заметили.

ВС: Я это прекрасно заметила, это хорошо читалось. Кто придумал это движение?

РМ: Оно появилось само, серьёзно. Спроси у Фёдора Сергеевича, спроси у всех — само, само дёрнулось тело, я им не управлял в тот момент. Была задача художественная лежать на космической кушетке. Я лежу на космической кушетке, звучит: "Мотор! Начали.", голова делает это микродвижение, всё, реально. И оставили.

ВС: Какой дубль это был?

РМ: Второй. Всего было три.

ВС: У тебя сейчас выходит «Вторжение», в следующем годы выходит второй сезон «Оптимистов»…

РМ: Да, всем советую!

ВС: Что тебя убеждает, вдохновляет соглашаться на вторые части? Очень многие же актёры этого не любят.

РМ: Я тоже на самом деле. Это невероятно волнительно, особенно, если ты очень доволен, так скажем, первой частью. Я не хочу говорить "часть", потому что, если в "Оптимистах" это прямо "Оптимисты 2", то "Вторжение" — это другое кино, т.е. это не продолжение "Притяжения", это герои, взятые из "Притяжения", которые теперь существуют во "Вторжении". Да, там заимствована история любви, но тем не менее это абсолютно самостоятельное, другое кино. Если "Притяжение" — это про любовь, то "Вторжение" —это про душу, как бы ни странно и ни пафосно это не звучало. Потому что случается раскол душевный, в том числе и у Хэкона, потому что в него попадает бацилла человеческого существования и душевного сознания. И вообще мы снова обращаем внимание человека на то, что для человека важен человек, поэтому нужно не дожидаться каких-то таких жизненных ужасных ситуаций, чтобы наконец начать друг друга ценить. Потому что в таких ситуациях мы скорее скорбим. Так вот не хочется приходить к скорби, хочется приходить к уважению изначальному.

ВС: То есть какого-то одного критерия нет? Чтобы разом ответить и за «Вторжение», и за «Оптимистов».

РМ: Очень хорошая история, у нас дефицит на хорошие истории в кино.

ВС: Мне "Оптимисты" очень понравились.

РМ: "Оптимисты" — это вообще удивительная история, какая она смелая, и Алексей Попогребский просто открылся для меня. Как это интересно, тонко. А мой герой Голуб, насколько я им восхищаюсь внутренне, как он существует в той системе, в которой он на самом деле не может существовать. И в "Оптимистах 2" это очень будет видно, насколько ему тяжело там находится, потому что на самом деле МИД — это очень сложное место. В мире есть люди, которые хотят войны, в МИДе работают люди, которые делают всё, чтобы её не было. Но чтобы её не было, нужно идти на какие-то обманы, придумки, с которыми Голуб не может смириться. Он романтик, он панк, он сумасшедший музыкант, нервный, очень открытый, очень оголённый — и это так круто. Поэтому я очень советую «Оптимистов».

ВС: Мне только что пришла в голову мысль, что может быть Голуб заражён бациллой Бэкона?

РМ: Может быть, может быть. Но он точно иной. Иной. Поэтому женщины не могут перед ним устоять. Голуб — это просто, это любовный фантаст.

ВС: Миллион раз говорили о фантастике, но у тебя в течение полугода "Эбигейл", "Вторжение", «Кома». Скажи, тебе все эти странные инопланетные существа что дают как человеку?

РМ: Я в них вижу правду, потому что я считаю мою жизнь и нашу жизнь фантастической на самом деле. Я не хочу ей обытовлять, я не хочу говорить, что это понятно. Вот для меня, как только становится понятно, становится неинтересно. Для меня жизнь безумно интересна, потому что она непонятна, мы не знаем до конца, как что происходит, я не знаю до конца, как я оказался здесь и сижу сейчас, даю интервью. Всё это такая фантастика. И если углубляться, с чего всё начиналось, про это речь даже не шла, даже на уровне мысли, даже на уровне мечты, и люди, которые рядом с тобой, это всё на уровне мечты. Поэтому для меня фантастика это и есть реальность моей жизни, поэтому я там вижу правду. Мы привыкли, что у нас в России очень хорошо подают мысль через какие-то, так скажем, драматические фильмы, связанные с социальной тематикой, потому что она достаточно понятна, она всем известна, она всем достаточно близка. Но как только мы начинаем показывать что-то шире, на других скоростях, на других измерениях, там ещё тропинка не протоптана, там, даже если спросите вы про фильм Тарковского "Солярис", его знают только эстеты, увлеченные искусством кино и театра. Вот спросите обыкновенного человека: "Твой лучший русский фильм?" - "Ну... "Брат", ну из последнего "Текст"". И это действительно хорошее кино. Но я надеюсь, что глядя на "Притяжение" и "Вторжение", мы придём к тому, что возобновим, скажем так, реанимируем понятие фантастического кино в России. Звучит даже андеграудно красиво — "русская фантастика». Вот что такое Тарковский? Это же всё невероятная метафизика, ну просто невероятнейшая. Как он этого достиг, никто не знает, это так круто и это так фантастично, но это так мудро, так глубоко и так по-настоящему. Хочется к этому прийти.

ВС: Ты сам сказал про «Текст», и я подумала: а ведь «Вторжение» и «Текст» похожи одной темой. Там история правда более реалистичная, когда герой берёт телефон другого человека и на какое-то время становится им. И «Вторжение», где инопланетные технологи берут под контроль все наши аккаунты. Насколько это тема для тебя как для человека актуальна? Я имею в виду жизнь в «облаке», вовлеченность в эти технологии? Стало страшно за свой аккаунт, когда ты окунулся в эту историю?

РМ: Почему должно быть страшно?

ВС: Кто-то может взять и им воспользоваться от твоего имени.

РМ: Да им уже воспользовались. Это как бы правило жизни. Просто кому-то есть чего бояться, а мне только за моих близких. Но я надеюсь, что мы делаем всё, чтобы дать понять людям, которые находятся в иллюзии того, что мы полностью им принадлежим, что это, конечно, неправда. Я надеюсь, что они понимают, что ошибаются в этом. Поэтому мне бояться нечего, сегодня такие правила: все знают, с какой ноги ты встаёшь, хотя я такого не делаю, я просто выставляю то, что я считаю красивым, а есть же люди, которые показывают, как он встал, что он выпил, что съел… Вот сегодня такое существование. Сегодня ты должен быть открыт, хотя всё это игра, это тоже неправда. Что значит "открыт"? Есть такая тенденция: чем ты ближе к народу — тем тебя больше любят. Но это всё враньё, в любую секунду народ как любил тебя, так и презирать будет, это сущность человека — это нормально, хорошо там, где нас нет.

ВС: «Вторжение» отчасти тоже об этом. Можешь объяснить, почему этот фильм, как говорит Фёдор Сергеевич, это блокбастер человеческих судеб?

РМ: Так и есть, да. Это максимально масштабный, душевный аттракцион невероятных чувств. Конечно, нужно туда идти и смотреть это в кино, потому что это сделано для того, чтобы это смотрели в кино. Эта история сделана красиво, глубоко для вот этих больших киноэкранов. Там потрясающий звук, и люди над этим работали, это огромная масштабная работа. Я надеюсь, что она придётся людям по душе, потому что все изначально хотят, чтобы так оно и было, чтобы суть была понята, принята, и чтобы её полюбили.

Вероника Скурихина