Когда подростком Джеймс Кэмерон впервые увидел «2001 год: Космическая одиссея», это был удар — по мозгу, но не по сердцу. Будущий великий режиссер остался под впечатлением, но не влюбился. И спустя десятилетия все еще держится той же оценки: гениальный, безукоризненный, но ледяной и бездушный.
В одном из интервью Кэмерон честно признался: он восхищен техническим мастерством «Одиссеи», но эмоционально она его оставляет равнодушным.
«Я не люблю его стерильность. Мне нравятся фильмы с яйцами — эмоционально, драматургически. А он просто бесплодный», — говорит режиссер «Терминатора» и «Аватара».
И с этим сложно поспорить: если Камерон и умеет что-то лучше всех, так это совмещать передовые технологии с живыми, цепляющими чувствами.
Для него 2001 — не фильм, а арт-объект: идеальный, хладнокровный, выверенный до миллиметра. Он признает его влияние, считает шедевром, но смотрит на него скорее как инженер, чем как зритель. «Одиссея» впечатлила юного Кэмерона технической стороной — именно она подтолкнула его к жанру, но не осталась в сердце.
Это объясняет и всю его фильмографию: у Кэмерона нет места стерильности. Его герои — не функции, а люди, которые плачут, любят и погибают. От Сары Коннор до Нейтири, от Джейка Салли до Рипли — каждый в его историях несет на себе вес личной драмы. Даже роботы у него страдают.
Так что да, «Космическая одиссея» — безусловный монумент в истории кино. Но для Кэмерона она как музейная статуя: прекрасна, но холодна. А он предпочитает оживших титанов.
Ранее мы писали: Джеймс Кэмерон почти снял адаптацию хитовой научно-фантастической трилогии в 90-х — сериал не вышел до сих пор
