Нижегородский перрон, поклонницы с цветами, а он — в тёмных очках, не глядя по сторонам. Загар — с болгарского побережья и иерусалимских холмов. Вид — будто не отдыхал, а поднимался на Голгофу. Впрочем, так оно и было: в «Мастере и Маргарите» Сергей Безруков сыграл Иешуа, и это роль для него стала адским испытанием. Не только в моральном, но и в физическом смысле.
Перед съёмками — молитвы, пост, отказ от всего «тёмного» на площадке. К Воланду, Азазелло и Коровьеву он бы и близко не подошёл. Только свет. Только чистота. Только вера, что Иешуа — не Иисус, а сложный, булгаковский персонаж с чертами Мастера. Но ни пост, ни дисциплина не подготовили актёра к главной сцене.
«Висеть на кресте — это жуткое ощущение», — признавался он порталу КП.
Восемь (!) дублей восхождения на Голгофу. Руки перетянуты колючими верёвками, боль в запястьях такая, что не повернуться. Льёт холодный «киношный» дождь — два брандспойта, ветер от авиационных винтов. Струи бьют прямо по сердцу. Несколько часов подряд. И он плачет. Не по сценарию, а по-настоящему. От боли, холода и выматывающих съемок.
На земле — дрожь в теле, согреться не может. Жена Ирина, как армия спасения: укутывает ноги в одеяло, прячет под него кипящий чайник. Она всегда была рядом. Без неё, признавался актер, не справился бы.
Иешуа стал самой трудной ролью в карьере Безрукова. Даже похудение на 9 кило по хитрой диете (спасибо жене, опять она!) — ерунда по сравнению с этим крестом. Но страдания того стоили.
Ранее мы писали: Наследник Булгакова запретил вставлять 1 сцену в «Мастере и Маргарите» 2005-го: Бортко «наплевал на все»
