«Каоc»: Рецензия Киноафиши

Наука и искусство терзают греческую мифологию с теми же неотвратимыми постоянством и упорством, что и орел, по одному из преданий, клевавший печень богоборца Прометея. Фрейд использовал мифы в качестве отсылок на выявленные им комплексы и неврозы, Юнг и его последователи воспринимали их как хранилище коллективного бессознательного, Роберт Грейвз пытался их рационализировать, а во второй половине XX века настала пора феминистских интерпретаций и вчитываний.

Одно из них — «Пенелопиаду» Маргарет Этвуд — сценаристка Чарли Ковелл, известная по работе над сценарием «Конца ***го мира» (чернильная комедия о любви двух подростков друг к другу и их ненависти к окружающему миру), использовала для своего «Хаоса» — заурядного переписывания мифов в духе уже забронзовевшей идеологической воук-повестки и борьбы с патриархатом.

Другим, столь же оригинальным источником сюжета для Ковелл послужила спекулятивная мысль: «Что бы случилось, если бы у Зевса случился кризис среднего возраста?». Если отвечать коротко — ничего интересного. В Олимпии — так Ковелл назвала созданный ею мир, в котором скрестила элементы древних мифов и современности с некоторыми ее тенденциями — Зевс (Джефф Голдблюм) является всемогущим верховным божеством, мстительным, тщеславным и почти до слабоумия глупым, озабоченным своим бессмертием и тем, чтобы человечество по-прежнему почитало его и исправно приносило жертвы. Как образцовый полубезумный тиран, страдающий от паранойи, на кризис он реагирует предсказуемо, сея бедствия и болезни по всей Земле. И все из-за кучи навоза и одной морщинки.

Навозом богоборцы украсили статуи богов на Крите, чем ужасно раздосадовали громовержца, а морщинка напомнила о пророчестве, предсказанном ему мойрами: «Линии явление, устоев крушение, гибель семьи, хаоса правление». В морщине Зевс эту самую линию и углядел, решив не допустить собственного падения, но каждым новым действием себя к нему приближая (как это обычно и бывает). Об этом и многом другом, самодовольно ухмыляясь и глядя в камеру, нам сообщает Прометей (Стивен Диллэйн) — единственный друг Зевса, целую вечность служащий кормом для орлов Кавказских гор и вместе с мойрами плетущий против него заговор.

Надежды трех богинь судьбы связаны с тремя простыми смертными: Эвридикой или просто Дикки (Аврора Перрино), смертельно уставшей от навязчивой любви Орфея (Киллиан Скотт), самой скучной рок-звезды в истории; Кенеем (Миша Батлер), ранее известным как Кенида, — первым транс-амазоном, после смерти служащим в администрации подземного мира (к слову, в мифе Кеней действительно меняет пол, но не по своей воле); и Ари или Ариадной (Лейла Фарзад), добросердечной дочерью президента Миноса (Стэнли Таунсенд), которая мучается чувством вины из-за смерти брата-близнец Главка.

Ковилл играется с мифами вполне волюнтаристски. Иногда она следует им — Орфей к неудовольствию Дикки будет преследовать ее даже в подземном мире. Иногда подменяет их — Минотавр окажется не тем, чем кажется, а Тесей обернется телохранителем Ари и любовником Астианакта (Ковилл вообще чуть увлекается, превращая героев мифов в квиров). Иногда сценаристка просто оставляет пасхалки для любителей мифов — фракийцы Орфей и Эвридика, например, живут на вилле «Фракия».

В эту унылую постмодернистскую игру с античной культурой Ковилл вплетает несвежие антиэлитарные и эгалитаристские лозунги вроде «Боги лгут!» и «Человек — лучшее, что есть на Земле», тогда как через образ троянцев, живущих на Крите в гетто, явно выведена современная проблема нелегалов. Но в «Хаосе» все эти мелькающие и тут же исчезающие темы остаются частью игры, похожей на «Колесо удачи» — не успевает стрелка барабана зафиксироваться на них, как приходит время снова его крутить. Так же прихотливо и несвязно построено повествование. Линии Эвридики и Кенея хотя бы кое-как склеены любовью, родившейся из ниоткуда, а про Ариадну с ее нитью частенько забывает даже рассказчик Прометей.

Никчемна и параллельная история Зевса и его дисфункциональной семейки, включающей пустоголового любителя коктейлей и яхт Посейдона (Клифф Кертис), железную леди Олимпа Геру (Джанет Мактир), угрюмого интеллектуала Аида (Дэвид Тьюлис) и тиктокера-переростка Диониса (Набхан Ризван). Последние двое еще проявляют некоторую способность к рефлексии, прочие же (не только боги) безнадежно унылы и однообразны. Зевс опасно эксцентричен и к третьему эпизоду, несмотря на все мимические старания Голдблюма, надоедает. Гера бессменно громогласна. Эвридика постоянна в своей тоске, Кеней — в своем уютном тишайшестве и жертвенности, Орфей — в фанфаронстве. Все вместе же они герои с задачами, но без содержания, и потому неинтересны. Можно превратно процитировать Гамлета и воскликнуть «Что нам Гекуба?», которая, к слову, появляется в сериале в нескольких сценах.

«Хаос» Ковилл получился глупой игрой в мифологемы с понятной идеологической нагрузкой и леволиберальной тенденциозностью, от которых ничего не отвлекает — ни ладная драматургия, ни объемный мир, ни обаяние или динамика истории, ни сильные герои или всепобеждающая фантазия. Дело в том, что этих художественных достоинств в сериале нет. Вялому и громоздкому «Хаосу», у которого за восемь часовых эпизодов так и не случилось ни одной кульминации, очень бы пригодилась нить Ариадны, но, кажется, Ковилл, играясь, ее потеряла.