Когда Питер Джексон переносил «Властелина колец» на экран, ему пришлось переделывать некоторых персонажей под требования динамики. Самое радикальное превращение произошло с Фарамиром, младшим сыном наместника Гондора. В романе Толкина это едва ли не квинтэссенция человеческого благородства: увидев Кольцо, он без колебаний объявляет, что «такого дара не возьмёт даже ради славы отца». В киноверсии герой сперва становится одержим идеей преподнести реликвию Денетору как доказательство собственной значимости. Этот сюжетный вираж меняет не только характер персонажа, но и драматургию всего второго фильма.
Благородный рыцарь книги
На страницах «Двух крепостей» Фарамир сразу подчёркивает отличие от погибшего брата: «Я не стану делать того, к чему он прибег бы с радостью». Он освобождает Фродо и Сэма, снабжает их провиантом, берёт на себя риск перед орочьими патрулями и тем самым демонстрирует, что среди людей ещё есть силы, неподвластные соблазну. Для Толкина эта сцена — доказательство: не вся человеческая природа прогнила под тенью Саурона.
Колеблющийся воин фильма
Джексон же превращает сюжет в дополнительную линию отцовского давления: пленённые хоббиты, Кольцо как билет к признанию, марш в разорённый Осгилиат и лишь под ударами назгулов — резкое прозрение. На экране Фарамир проходит тот же «испытательный коридор», что Боромир, и выходя из него, будто заслуживает зрительского доверия заново. Режиссёр признавался: «Нам нужна была ещё одна точка напряжения, ведь кино питается конфликтом».
Что теряет и что выигрывает история
Киновариант даёт яркую сцену у разрушенного Осгилиата, добавляет мотивацию для Денетора, но жертвует редким примером безусловной стойкости. В книге хоббиты чувствуют, что встречают человека, способного сказать «нет» без оглядки; в фильме они спасаются лишь чудом. С точки зрения темпа это работает: напряжение не снижается ни на минуту. С точки зрения философии Толкина — пропадает луч надежды, что человек может не только пасть, но и устоять без кровавого катарсиса.
Итог: цена одной сценарной правки
Фарамир романа и Фарамир фильма — два разных вектора: первый доказывает силу человеческого духа, второй подчёркивает, как тяжело оставаться верным, когда все — даже лучшие — готовы согрешить. И то, и другое важно для драматургии, но выбор Джексона лишает зрителя одного тихого, но сильного подтверждения, что в Средиземье всё ещё есть люди, которым не нужна победа любой ценой. Именно поэтому поклонники книги до сих пор вздыхают: «Жаль, что этот Фарамир не дошёл до титров в первозданном виде».
А здесь мы писали «про» и советовали три крутых мини-сериала о борьбе за власть.
