«Затащи меня в ад»: Рецензия Киноафиши
Сэму Рэйми, хвала всем легионам чертей, какие только ни есть в нашем и соседних измерениях, наконец-то надоела его нескончаемая, тягучая, беспробудно назидательная и приторно-липкая сага про Человека-паука. Автор «Зловещих мертвецов» и «Армии тьмы» вернулся к своим… не то чтобы баранам, но к козлам-то точно. Ведь дух, который (не) спит и видит, как бы утащить героиню Элисон Ломан в ад, – ламия, черная коза, многоужасный демон, вызванный из царства вечного страдания ведьмовским проклятием. Тут, казалось бы, самое время издать восторженный писк, прочитав одно только краткое описание столь заманчивых и аппетитных реалий, однако… Однако не всё так просто. Фильмы Сэма Рэйми 80-х – начала 90-х, кроме, конечно, нарочито трагического «Человека Тьмы», отличал бесшабашный юмор, еще больше энергизировавший и без того заряженную под завязку бесовщину. В Drag Me to Hell с юмором дела обстоят ни шатко ни валко: если не считать уморительного эпизода битвы со старушкой внутри машины и еще пары-тройки забавных кадров (вроде пенсионера на дороге, кричащего: «Ты, сука, будешь гореть в аду!»), ничего по-настоящему ироничного зрителю не предлагается. С другой стороны, напугать кого-нибудь такими ужасами, какие мастерит на экране Рэйми, в наше время уже вряд ли возможно. То есть, конечно, чисто механически может несколько раз передернуть, но чтобы нагнать настоящего страху, режиссер, разумеется, должен был придумать нечто более мощное, нежели клацающие челюсти и летающие тела цыганско-венгерско-индийского или еще бог весть какого происхождения.
В принципе, не совсем даже понятно, чего братья Рэйми (Сэм писал сценарий вместе со старшим братом Айвеном) хотят добиться. Вначале фильм строится на совершенно серьезном этическом посыле: главная героиня, чтобы занять кресло помощника управляющего в банке, решает продемонстрировать жесткость и отказывает в продлении кредита умирающей старой женщине, которая на коленях умоляет не выселять ее из собственного дома. Спустя буквально несколько минут от серьезного этического посыла не остается и следа: старушка пытается весело погрызть обидчицу вставными челюстями, причем зубы оказываются кривыми и острыми, а персонаж Элисон Ломан, королева ярмарки свиней 1995 года, отбивается степлером и каблуками. Еще через небольшой промежуток времени черный юмор сменяется банальными приемами по устрашению обывателя: на авансцену выходит/выбегает/вылетает ламия – черная коза. Собственно говоря, Ламией в греческой мифологии звали царицу, дочь царя Бела, которую полюбил Зевс; в отместку Гера похитила детей несчастной, и тогда Ламия удалилась в пещеру и, делая оттуда партизанские вылазки, начала похищать человеческих детей, дабы пить их кровь. От Ламии пошел целый класс одноименных существ – женщин со змееподобной нижней частью тела, у которых, правда, по другим версиям, наличествовали обе ноги: одна – медная, а вторая – ослиная, козья или коровья. Впрочем, то была лишь видимость: ламии считались по сути своей бесплотными божествами, принимавшими человеческий облик исключительно с целью соблазнить потенциального донора. При этом у Флавия Филострата в «Жизни Аполлония Тианского» Ламия приняла облик змеи. Пробавлялись упомянутые милые создания в основном распитием детской крови, но иногда превращались в хорошеньких девушек, дабы приманить мужчин (тоже, разумеется, с далеко идущими кровавыми целями). У Апулея в «Золотом осле» говорится о ламии, которая догнала убегающего любовника, проткнула ему шею мечом, забрала всю кровь, а напоследок отрезала голову. Даже до сих пор внезапную смерть ребенка кое-где приписывают задушившей его ламии. Бесспорно, из всего этого материала, вначале античного, а затем ренессансного (в 1492-м Анджело Полициано сочинил целую поэму под названием «Ламия») и романтического (в 1819-м Джон Китс создал еще одну поэму с точно таким же названием), можно было сварганить нечто более страшное и монументальное, нежели топочущая и грохочущая за дверью черная коза. Не говоря уж о том, что роскошнейшая музыка Кристофера Янга, разворачивающаяся во всю мощь, к сожалению, лишь на начальных и финальных титрах, достойна более утонченного действа, чем полыхающее синим пламенем сомнительных ритуалов понарошечное мракобесие.
Vlad Dracula
