«Медея»: Рецензия Киноафиши

Свой новый фильм режиссер Александр Зельдович снимал 10 лет. Ну, точнее, снимал меньше, а вот в целом творческий процесс шел именно столько. Так и этот текст писался с Кинотавра, который был в сентябре, и до громкого гневного молчания шеф-редактора накануне выхода картины в прокат. И я рекомендую посмотреть «Медею» просто для того, чтобы понять, почему так произошло.

Фильм Александра Зельдовича «Медея» относится к разряду тех, которые раскалывают аудиторию четко пополам. Никакого нейтралитета или задумчивого «но», только «это было невыносимо мучительно» или «это гениально». Потому что, очевидно, перед зрителем на экране растекаются два с половиной авторских часа. И можно прочитать перед просмотром все версии мифа о Медее, но так до конца и не понять всех поступков героини Тинатин Далакишвили, которая официально является современным воплощением влюбленной до мстительности женщины. Потому что Зельдович не делал экранизации. Он снимал свой собственный киномиф, в который удачно влилась та самая история о царевне, убившей своих детей, чтобы отомстить любимому мужчине.

Да, чтобы кратко описать, о чем фильм, знания основных вех жизни Медеи достаточно. Вот она полюбила аргонавта Ясона, помогла ему добыть Золотое Руно, погубила ради мужчины своего брата, родила Ясону детей, но когда в совместной жизни все пошло прахом и аргонавт задумал жениться на другой, Медея сначала подожгла соперницу, а потом и вовсе убила своих детей, чтобы причинить Ясону невыносимую боль. Ну и скрылась на волшебной колеснице куда-то далеко в историю. А теперь переводим на современный язык: Она полюбила Его, полностью подчинила свою жизнь Ему, незримо способствовала успеху в бизнесе, но однажды перешла границу в защите Его от угроз со стороны брата, и после этого все пошло прахом. Сначала ссоры, потом отчуждение, начинающееся безумие, мнимое смирение и… да, убийство детей тоже будет. Этот фильм невозможно заспойлерить из-за его названия. Но его нужно прожить, прочувствовать, чтобы ответить самому/самой себе на простой, но все же сложный вопрос: можно сделать любовь к человеку смыслом всей своей жизни?

Впрочем, достаточно прожить треть картины, чтобы уже проникнуться совершенной антипатией к Ней. Да, в мифологическом фильме у главной героини как будто бы нет имени. Это просто Она (привет, Флобер). Причем причины могут быть совершенно разными. Вечно худая, вечно молодая, с роскошной копной волос, героиня Тинатин кажется идеальным символом современной разлучницы. И тема погони за вечной молодостью обязательно найдет отражение в фильме. Потом она начнет раздражать своей непроходимой пустотой и одержимостью персонажем Евгения Цыганова, который тоже, конечно, не подарок, но все же куда более человечный, чем точеная статуэтка Тинатин. А окончательно добьют ее иррациональные похождения по городам, странам и мужчинам, которые, наверное, должны были символизировать неудержимую стихию Венеры. Но станут ли они этим символом для зрителя – снова открытый вопрос. Ведь от поиска подтекстов отвлекает откровенный, прямолинейный эротизм. И каждая сцена секса – все открытее, и дольше, и абсурднее. В них нет того эстетизма, которым, например, прославились «Содержанки», но есть буквальная экранизация выражения, что «оргазм – это маленькая смерть». И когда Она впервые «умирает» не со своим Лешей, концепция о герое Цыганова как о центробежной силе Ее жизни рушится. Остается лишь странное ощущение нежизнеспособности героини. И вот тут пазл сходится: Она – и есть миф.

Любопытно, что сама Медея была дочерью колхидского царя. То есть… грузинкой. Александр Зельдович отрицает, что приглашение на эту роль Тинатин Далакишвили было неслучайным. Как и география передвижений героини, которая реально повторяет мифологические метания Медеи. Все эти неслучайные случайности добавляют картине смысловых пластов, которые уже после просмотра как будто оправдывают ее существование. Как и выразительный видеоряд, совершенно завораживающий, в исполнении оператора Александра Ильховского, который с одинаковой изысканностью снимает роскошь, цементный завод и облупленную квартирку в Израиле. Как и музыка от современного классика Алексея Ретинского, такого же претенциозного и уверенного в себе, как все это кино.

«Медея» совершенно непредсказуема, нет, не в сюжетных поворотах, но в поворотах мысли режиссера. Он словно подключается к «женскому хаосу» и каждые минут 20 – а картина длится, напоминаю, два с половиной часа – предлагает новые трактовки происходящего на экране. Поначалу совершенно непонятно, как именно эта странная женщина придет к мысли об убийстве своих детей. И в финале, когда Евгений Цыганов рыдает над пропастью, понимания не прибавляется. Но прибавляется эмоций, чувств… Зельдович не скрывает своей умеренно традиционной позиции: он относится к женщинам как к существам, которые ведомы сердцем, а не умом. И поэтому в ряде картин, про которые критики пытаются писать, что они «женские», именно «Медея», снятая мужчиной без всяких манифестаций, максимально точно подходит под это определение.

Но главное, что если вы доберетесь до «Медеи», это кино точно надолго останется у вас в мыслях. Как вечная попытка понять, так в чем же разница между Марсом и Венерой.