«Призрак Красной Реки»: Рецензия Киноафиши

Теперь уже можно с известной долей уверенности утверждать, что все ужасы и кошмары, все кровавые и мистические извращения, демонстрируемые американским кино, сняты по следам реальных событий. «Призрак Красной реки», хоть и не продукт киноиндустрии США (это фильм англо-канадско-румынского производства, поставленный канадцем Кортни Соломоном), тем не менее повествует о далеких теперь уже событиях в сельской глуши штата Теннесси, где, согласно источникам, совершилось единственное убийство человека привидением, официально признанное американскими властями. Собственно, сама картина, вопреки безбожно и безмерно врущим российским прокатчикам, именуется вовсе никаким не «Призраком Красной реки»: в оригинале опус называется An American Haunting – «Американское наваждение». Ну, что-то вроде American Beauty, только с галереей скелетов в мрачных деревенских шкафах. И это название, помимо того что оно и звучит более завораживающе, и коммерчески перспективнее, имеет очевидный глобальный подтекст: снимать «реальные» (based on a true story) членовредительские эпопеи – настоящее американское наваждение, своего рода одержимость неким призраком, бродящим по Северной Америке и совращающим неокрепшие души разновозрастных подвижников важнейшего из искусств.

Если перейти к деталям, то значительную часть выразительных средств Кортни Соломон, пятью годами ранее дебютировавший экранизацией видеоигры Dungeons & Dragons, позаимствовал из «Экзорциста». Героиня Рейчел Хёрд-Вуд бьется на кровати, взмывает под потолок, издает нечеловеческие утробные вопли, расцарапывая ногтями пол, а в «лирических» промежутках зрительскую психику терзают страшные скрипы, мрачные всхлипы и прочие продукты ангажированного хоррор-штампами звукоизвлечения: то как зверь оно завоет, то заплачет, как дитя, – в полном соответствии с пушкинским рецептом. А пока в пределах отдельно взятого дома густопсовый полтергейст безраздельно глумится над ни в чем не повинным (или, скажем так, вроде бы ни в чем не повинным) семейством, вокруг сгущаются классические знаки тьмы; и когда посреди румынских пейзажей, выбранных режиссером для натурных съемок, возникает черный волк, становится окончательно ясно, что реальные события в штате Теннесси в значительной мере навеяны бессмертным «Дракулой» Брэма Стокера.

Впрочем, ближе к финалу Кортни Соломон, видимо, несколько подустав от готического трюкового карнавала, неожиданно выруливает на территорию, незадолго до того гораздо более продуманно освоенную Джоном Полсоном в «Игре в прятки». Корни ужаса несколько неожиданно трансплантируются в материю внутрисемейных отношений, и вот уже оказывается, что счастливая и благочестивая семья главных героев – на самом деле плод некоего «союза воплощенного зла и воплощенной невинности», притом финальные сюжетные перевороты, уже, судя по всему, обязательные в подобном жанре, до такой степени запутывают происходящее и лишают его всякой логической последовательности, что само существование данного опуса начинает казаться результатом драматургического недоразумения. С другой стороны, мало ли что начинает казаться под безраздельно простершимся совиным крылом американского наваждения…

Vlad Dracula