«Лесной царь»: Рецензия Киноафиши
Контраст поэзии и войны.
На Московском международном кинофестивале состоялась мировая премьера фильма «Лесной царь» совместного производства Сербии и Болгарии. Картина режиссера Горана Радовановича участвует в основном конкурсе фестиваля. Она рассказывает о восьмилетнем мальчике, чья безоблачная жизнь заканчивается в 1999 году, когда над Белградом разрываются первые бомбы.
Самый заметный рефрен фильма, давший ему название, – баллада Гете «Лесной царь», известная русскоязычному зрителю в переводе Василия Жуковского. Сербские дети репетируют небольшой спектакль по этому стихотворению. Они повторяют друг другу: «Родимый, лесной царь со мной говорит: он золото, перлы и радость сулит». По сюжету произведения Гете, неизвестный мальчик в дороге слышит призывы лесного царя. Тому понравился ребенок, и он заманивает его в свое царство, обещает красоты и сокровища. Но мальчик боится. В конце пути ребенок лежит мертвым на руках отца. Главная загадка баллады – в ее лирическом двоемирии. Читателю до конца непонятно, бредит ли герой от лихорадки или его действительно преследует сверхъестественное существо. То же характерно и для одноименного фильма.
Мальчик Сава (Якша Прпич) живет, по сути, в двух мирах. Один, сказочный, красив даже в условиях войны: там горят свечи, а девочка с крыльями танцует на улице; там женщины носят каблуки и красивую одежду, даже когда спускаются в бомбоубежища; там отец (Милош Бикович) плавает на цветастых кораблях в далеких океанах; там под золотистыми сводами церкви впервые рождается вера. Но этот мир заканчивается, когда в него приходят политики. В конфликте поэзии и войны у последней больше сил. Трагедия сербского народа дана несколько обрывисто, нечетко, насколько ее может понять ребенок. Он слышит лозунги и запоминает фамилии, но они не объясняют ребенку, почему на его город летят снаряды. Подругу Савы увозят из страны – как и их беззаботное детство.
Честная и убедительная игра актеров, в особенности детей, кроме сказочности, дарит еще и отстраненный взгляд на реальные события – чистая детская оптика. Подобную можно увидеть, например, в фильмах «Мальчик в полосатой пижаме», «Бесконечная история», «Мост в Терабитию». Лесной царь обещает золотые чертоги, но ему не веришь, потому что чувствуешь смерть. Политический контекст словно бы повторяет поэтический: враги сбрасывают на тебя листовки, в которых призывают сдаваться, чтобы жить лучше, но ты напуган.
Ты не можешь уехать из Белграда: поезда не ходят, корабли не отправляются, а машинам не хватает бензина. Спасти может только вера – в прямом и переносном смысле. Семье Савы помогает священник (Воин Четкович), который искупает через жест доброй воли свои собственные грехи. Травмированный мальчик больше не слышит и не говорит – словно бы символизируя забывчивость мира по отношению к подобным трагедиям. А потом он надевает противогаз и несет крест. Религиозные подтексты легко читаемы, но противогаз – еще и устройство, фильтрующее воздух. Как если бы пепел от бомбежки развеялся и никто его больше не вдыхал. На кресте стоят годы жизни неизвестного героя: 1929–1999. Вроде бы просто числа. Однако в 1929 году для королевства сербов, хорватов и словенцев было принято название Югославия. А 1999 год – год, в который происходит фильм, год бомбардировок Югославии.
На пресс-конференции продюсер ленты Милош Бикович сказал: «Он [фильм] не ставит себе цели стать политическим оружием. Он общечеловеческий». Действительно, «Лесной царь» – не фильм про конкретную войну и конкретную страну. На место Белграда можно подставить любой другой город, выбрав любой другой год, – война найдется. И будет ребенок, поэтизирующий происходящее, потому что от злодеяний получается прятаться только в сказках. «Лесной царь» – интимная, сентиментальная история взросления.
Некоторые сцены кажутся излишне дидактическими. Некоторые вещи проговариваются в лоб: «Не могу поверить, что они будут бомбить другую страну. В конце XX века. Это же центр Европы». Некоторые сцены излишни. Но все же поэтическая интонация картины перекрывает ее недостатки. Лирическое в картине превосходит политическое. «Лесной царь» смотрится как перенесенное на экраны стихотворение. Лейтмотив ленты, пожалуй, выражен в словах: «Мы учим стихи Гете, а они нас бомбят».
Все происходящее в фильме зритель вынужден подвергать сомнению. Когда в конце мальчик просит отца оставить сообщение на автоответчике, начинаешь задумываться, а жива ли мать (Сара Климоска). Физически она присутствует рядом с сыном всегда, но он все равно сиротлив, ему помогает чужой мужчина. Этот же мужчина на коленях просит у ребенка прощения, пока мать стоит в отдалении. И уже не ясно, насколько мы можем доверять детскому взгляду. Все в картине эфемерно, невесомо. Она словно соткана из той звездной субстанции, из которой рождаются сны. Во многом визуальная прозрачность картины – заслуга российского оператора-постановщика Владислава Опельянца.
Когда лента заканчивается, кажется, что от всего зла в мире не останется ни разрушенных зданий, ни разрушенных жизней – только слова. Как у Гете: «Родимый, лесной царь в глаза мне сверкнул; / Он в темной короне, с густой бородой. / – О нет, то белеет туман над водой». Словно черный дым в сценах фильма – не гарь от бомб, а просто туман. И когда он развеется, вновь будет солнечно.
Яна Титоренко
