«В Кейптаунском порту»: Рецензия Киноафиши

Если вы любите песню «В кейптаунском порту», то будете не разочарованы – в фильме она напевается не один раз, так что можно напевать с героями. Более того, ситуация, описанная в песне – вооружённая драка британских моряков с французскими, закончившаяся «мокрухой», – имеет важное, но не первостепенное значение для сюжета. Что же имеет первостепенное?

Фильм Александра Велединского состоит из трёх сюжетных линий, соединённых одним событием – перестрелкой, случайно произошедшей 22 июня 1945 года на Дальнем Востоке. В ней поучаствовали трое: молодой моряк и конвой из двух военных. Как считает каждый из участников перестрелки, двое других мертвы. Но это не так. Живы все трое, более того, им предстоит долгая и насыщенная жизнь. Нам покажут эту жизнь, а также то, как они проведут 22 июня 1996 года.

От фильма с несколькими сюжетными линиями ожидаешь неожиданных рифм между ними по ходу сюжета и яркой точки схождения в конце. Но «В Кейптаунском порту» (прилагательное в названии фильма пишется именно с большой буквы) нарушает этот драматургический принцип. Здесь истории сходятся в начале, чтобы разойтись кардинально. Некоторое взаимодействие между сюжетными линиями есть, но это скорее ни к чему не обязывающие переклички, чем что-то важное. Да, оказывается, что у людей, находящихся в одном квадратном метре, может быть что-то общее. Но в эпоху глобализма это не так уж удивительно, так что были бы создатели фильма помоложе, можно было б сыронизировать, что «миллениалы изобрели теорию шести рукопожатий». Но нет, Александр Велединский хочет рассказать историю более глобальную, не просто поразмышлять о курьёзности случайных встреч. Не зря фильм начинается титром, что 22 июня – особенный день, когда ночь короче всего и начинается битва между добром и злом.

Но эпичности и не хватает этой истории, что во многом связано с неравнозначностью составных истории. Первая жизнь – моряк (Сергей Сосновский в старости, Филипп Ершов в молодости). В 1996 году он решает закодироваться у нарколога на следующие пять лет. Так он надеется продлить себе жизнь (в фильме немало заигрываний с мистикой) и встретить XXI век. Его история снята в изумительных локациях летнего Севастополя и Балаклавы, но красивый задник не вытягивает лаконизм истории, граничащий с примитивностью.

Вторая жизнь – писатель (Владимир Стеклов в старости, Данил Стеклов – в молодости). После событий 45 года он сделал себе имя на криминальной прозе. Некоторые бандиты озабочены творчеством писателя и хотят выразить ему фидбек в виде пули в лоб. Зритель, ностальгирующий по девяностым, посмотрит этот фрагмент с наслаждением. Также здесь есть Евгений Ткачук, знакомый массовому зрителю по ролям гопников. На этот раз он играет интеллигента, вынужденного выполнять функционал гопника.

Третья жизнь – Пахан (Александр Робак большую часть фильма и Арсений Робак пару моментов юности). Его история богата событиями, но проблема в отчаянной несимпатичности его героя. Это беспредельщик, правила презирающий (неслучайно он вор, нарушивший воровские «понятия»), пытающийся на смертном одре подвести всю жизнь к общему знаменателю. Хочется проникнуться сочувствием к герою в такой ситуации, но не совсем понятно, есть ли такие зрители, у которых герой Пахана вызовет симпатию.

Три этих очень разных истории проходят в самых разных локациях. Здесь и театральная репетиция, и двор госпиталя; и Кейптаун, и Петербург; и комната пожилого писателя, и дальневосточный притон. Но всё это внешнее богатство не подтверждается богатством содержания. Фильм выходит одновременно обо всём и не о чём.

Известно, что Александр Велединский сформировал сюжет фильма на основе реальной истории, произошедшей с его отцом. По сути, автор деконструировал, разложил по полкам и объяснил увлекательный курьёз из прошлого, ставший мифом. Но не все мифы нужно объяснять. Древние греки, наверное, сильно бы расстроились, если бы им объяснили, что гром и молния – это не ярость седого небесного эротомана, а, видите ли, взаимодействие электрических частиц. Некоторым историям лучше обойтись без подробностей.

Пётр Волошин