«Планета обезьян: Революция»: Рецензия Киноафиши

Несмотря на то что «Рассвет планеты обезьян» (в оригинале все-таки «рассвет», а не «революция») сделан проще и прямолинейнее, чем «Восстание…», – Мэтт Ривз подошел к материалу гораздо менее изощренно, чем Руперт Уайатт, – это, бесспорно, все еще качественное кино: с отменными визуальными эффектами и осмысленной, хоть и простоватой, драматургией. Что касается актерской игры, то обезьяны, безупречно созданные на компьютере (новозеландская Weta Digital, начинавшая с откровенной халтуры в «Страшилах» и первом «Властелине Колец», проделала впечатляющую эволюцию), окончательно берут верх, – так сказать, примат – над людьми: Джейсон Кларк не идет ни в какое сравнение с выбывшим Джеймсом Франко, роль Гэри Олдмана слишком пунктирна, остальные актерские работы вообще моментально улетучиваются из памяти. Зато Цезарь, как и положено человеку (ну, почти человеку) с подобным именем, впечатывается в память надолго: не зря же кинематограф придумал Энди Серкиса, в конце-то концов…

Собственно, «Рассвет планеты обезьян» рассказывает – скороговоркой, галопом по Америкам – историю зарождения и формирования цивилизации. Еще одной – новой – человеческой (не обезьяньей – человеческой!) цивилизации, пусть и созданной нашими мохнатыми близкими-родственниками-и-якобы-предками. В момент рассказа об этой цивилизации смешались самые разные пласты и времена. Первобытный сплав из языка жестов и гортанных начатков речи, напрямую отсылающий к «Борьбе за огонь» Жан-Жака Анно, за считанные дни переходит в довольно недурственный, применительно к столь необычным обстоятельствам, английский. «Я всегда думать, что обезьяны лучше, чем люди. Только сейчас я понять, как сильно мы похожи», – с эпической интонацией изрекает Цезарь, введший среди сородичей моду на римское приветственное рукопожатие и умеющий галантно подать лапу человеческой даме. Еще немного – и он примется за составление «Записок о Сан-Францисской войне» (вероятно, уже принялся), ибо действие происходит в постгриппозном Сан-Франциско и окрестностях, похожих сразу и на Галлию, и на Рим времен гражданской войны. Гражданскую войну здесь тоже весьма уместно вспомнить, поскольку Цезарю противостоит некто Коба (это не кунштюк российских переводчика и прокатчика, в оригинале действительно значится Koba) – обозленная жертва лабораторных опытов, враг человечества и миротворческой, человеколюбивой обезьяньей фракции, энтузиаст предательства и претендент на мировое господство. С этим-то потенциальным вождем народов и вступает в схватку главный герой, отстаивая почти библейское законодательство: «Обезьяна не убьет другую обезьяну». Таким образом, Цезарь, нарушителей ключевой заповеди по-отечески грозящий пустить на одноименный салат, тут еще и Моисей, и даже немножко Иммануил Кант, хотя, с другой стороны, немножко и Джон Уэйн, поскольку обезьяна на коне, да еще и, при случае, с автоматом, а то и с двумя, – это чистейший вестерн. Точнее, ретровестерн, если учесть, что причиной происходящего стал придуманный для избавления человечества от Альцгеймера (и, невольно, для избавления Альцгеймера от человечества) ретровирус…

Сергей Терновский