«Дивергент»: Рецензия Киноафиши
Триумф «Голодных игр» повлек за собой немедленную череду проектов, алчущих собрать второй, третий и четвертый урожай с той же самой нивы. Не успела еще целиком выйти на экран трилогия Сьюзен Коллинз, как вослед устремилась трилогия Вероники Рот, тоже посвященная нелегкой жизни подростков в постапокалиптическом будущем. Вероника Рот, прилежная студентка филологического факультета (роман «Дивергент» вышел в 2011-м, а его автор родилась в 1988-м), тщательно, временами даже чересчур тщательно, копирует рецептуру успеха Сьюзен Коллинз. Вот, для примера, начало обеих трилогий. «Я просыпаюсь и чувствую, что рядом на кровати пусто. Пытаюсь нащупать тепло Прим, но под пальцами лишь шершавая обивка матраса. Должно быть, сестренке снились кошмары, и она перебралась к маме. Неудивительно – сегодня День Жатвы. Приподнимаюсь на локте и вижу их в полумраке спальни: Прим, свернувшись калачиком, тесно прижалась к матери, щека к щеке. Во сне мама выглядит моложе – осунувшейся, но не измотанной. Лицо Прим свежо, как капля росы, и красиво как цветок примулы, давший ей имя. Мама тоже когда-то была красавицей. Так мне говорили» («Голодные игры»). «В моем доме всего одно зеркало. Оно спрятано за подвижной панелью в коридоре наверху. Наша фракция разрешает мне смотреться в него во второй день каждого третьего месяца – день, когда мама подстригает мне волосы. Я сижу на стуле, а она стоит за спиной и щелкает ножницами. Пряди падают на пол тусклым светлым кольцом. Закончив, мама убирает мои волосы назад и стягивает в узел. Я замечаю, какой спокойной она выглядит, насколько она сосредоточенна. Она достигла мастерства в искусстве отрешения. О себе я не могу сказать того же» («Дивергент»). Рецепт, как видим, довольно прост: достаточно слегка подкорректировать состав семьи и заменить дистрикты на фракции – и вот уже завязывается новый блокбастер для лиц среднего и старшего школьного возраста. И если «Голодные игры» немного выбиваются из этой шкалы, затрагивая также аудиторию постарше, то «Дивергент» полностью укладывается в сознание старшеклассницы, которая ощущает себя не такой, как все, и требует, чтобы ее на этом основании немедленно поцеловали. А еще – чтобы сделали прикольную татуировку и дали порулить спасением мира.
Срежиссировавший «Дивергента» Нил Бёргер, любитель киноэкспериментов над измененным сознанием («Иллюзионист» и особенно «Области тьмы» как раз принадлежат к числу таких – качественных и небанальных – экспериментов), в данном случае капитулировал перед бесхитростным девичьим первоисточником, послушно изобразив энергичные старшеклассницыны грезы. Мир будущего (точнее, чикагские останки мира), по мысли романистки, поделен на пять фракций: Искренность, Самоотречение, Бесстрашие, Дружелюбие и Эрудиция. Соответственно, одни – умные, вторые – добрые, третьи – храбрые, и т. д. Причем все эти качества поддаются измерению на высокотехнологичной аппаратуре. Если ты, согласно показаниям приборов, сразу и умный и добрый – то беда, а если одновременно умный, добрый и храбрый – то вообще тушите свет. И как тут быть порядочной девушке, которая должна, скрывая свою незаконную многопрофильность, влюбиться в отличного парня-пионервожатого и попутно спасти постапокалиптический Чикаго от заговора умников и храбрецов? Особенно если порядочную девушку играет Шейлин Вудли, ухитряющаяся на протяжении всего фильма сохранять, пардон за каламбур, абсолютно ничего не выражающее выражение лица…
Однако в самом феномене «дивергента» (английское divergent означает «другой, инакий, отличающийся, отклоняющийся») внутри государства и социума, тяготеющих к платоновской модели, есть чрезвычайно важный момент, высказанный как бы через, сквозь сознание Вероники Рот и ее экранизаторов. Дивергенты (обладатели набора излишних качеств) – это не дополнительная социальная группа, прибавляемая к другим социальным группам (фракциям). Дивергент – это, собственно, само отклонение от любого предзаданного общественного устройства, от любого установленного порядка; это – имя тех, кто не поддается общему учету, ускользает от него, разрушая выстроенное социальное здание. И Жак Рансьер в «Десяти тезисах о политике» (1996–1997 годы), подытожив разбор Аристотеля, Платона и Гомера, определяет именно такую дивергентность как сущность демократии, или политики в собственном смысле слова: «Демократия, как известно, представляет собой термин, изобретенный ее противниками, всеми, кто имел “право” управлять: будь то по старшинству, по рождению, по богатству, по добродетели, по знанию. В этом термине, изобретенном в насмешку, противники выражают неслыханное переворачивание порядка вещей: “власть демоса” есть факт, что властвуют именно те, общая особенность коих – отсутствие всякого права управлять. Перед тем как стать именем сообщества, демос является именем части сообщества – бедняков. Но вот “бедняки” – это отнюдь не экономически обездоленная часть населения. Это просто люди, которые не учитываются; те, у кого… нет права приниматься в расчет. Народ (демос)… не может отождествляться ни с расой тех, кто признаёт друг друга по тому факту, что они имеют один и тот же генезис, одно и то же рождение, – ни с какой-либо частью или суммой частей населения. Народ, по существу, представляет собой некий артефакт, препятствующий логике, которая руководствуется принципом богатства, наследующим принцип рождения. Народ есть абстрактное дополнение по отношению ко всякому действительному подсчету частей населения, их прав на участие в сообществе и частей того общего, кое выпадает им в зависимости от этих прав. Народ есть дополнительное существование, в которое вписывается подсчет неучтенных или доля обездоленных, то есть в конечном итоге равенство существ, наделенных даром речи, без какового дара немыслимо само неравенство. Эти выражения следует воспринимать не в популистском, а в структурном смысле. Отнюдь не чернь, трудолюбивая и страдающая, занимает территорию политического действия и отождествляет свое имя с именем сообщества. Что отождествляется посредством демократии с сообществом в целом, так это некая пустая дополнительная часть, которая отделяет сообщество от суммы частей социального тела. Это первичное отделение обосновывает политику как действие дополнительных субъектов, которые вписываются в качестве излишка по отношению ко всякому подсчету частей общества».
Сергей Терновский