«Бладрейн»: Рецензия Киноафиши

BloodRayne произвел на меня двойственное впечатление. Не в том смысле, что чем-то он плох, а чем-то вроде даже и ничего… Нет, разумеется, фильм плох безоговорочно: псевдоисторическая «клюква» на тему Румынии XVIII века раскидиста и цветуща, диалоги в высшей степени примитивны и состоят почти исключительно из фраз вроде «Умрем, но не сдадимся» (цитата почти дословная), а в сюжете больше дырок, чем в самом прохудившемся решете. Двойственность произведенного на меня впечатления кроется в другом: я, начитавшись многочисленных гневных филиппик, ожидал чего-то намного более ужасного, нежели то, что в итоге увидел на экране. Голосование на imdb.com, ведущем мировом киносайте, оделило BloodRayne 19-м номером в списке самых худших фильмов всех времен и народов, но это очевидная неправда. BloodRayne совершенно ничем не хуже «Властелина Колец», «Хроник Нарнии», «Армагеддона», «Дня независимости», «Ван Хельсинга», DOOM’a, «Послезавтра» и прочей дребедени, за которую мировая общественность, любящая шастать по кинотеатрам, проголосовала долларом и всеми конвертируемыми в него денежными единицами. Если сравнивать BloodRayne, скажем, с его близким родственником «Ван Хельсингом», то последний обладает одним-единственным преимуществом: он несопоставимо веселее; во всем остальном творение Стивена Соммерса представляет собой ахинею гораздо более дикую и несообразную, чем свежий шедевр злосчастного Уве Бёлля. Тем не менее на пристрастившегося к экранизациям видеоигр тевтонца свалилось в последнее время такое количество шишек, какого, кажется, не огребал даже другой бывший немецкоподданный – Роланд Эммерих, на почве передозировки блокбастерных ингредиентов брутально опозорившийся с «Годзиллой».

Вообще говоря, жизнь Уве Бёлля – это отдельная история, безусловно достойная экранизации. Увлекшись кинематографом еще в весьма нежном возрасте, Бёлль учился на кинорежиссера в Мюнхене и Вене, а также штудировал литературу и экономику в Кёльне и Зигенбурге. В 1995-м он получил степень доктора литературы, уже вовсю снимая фильмы. На рубеже тысячелетий д-р Бёлль плавно влился в американский кинопроцесс, создав три мощных психологических фрески с очевидным метафизическим уклоном: «Ханжество» (2000), Blackwoods (2002) и «Сердце Америки» (2003) (консультантом первого фильма и сценаристом второго и третьего был талантливый кинодраматург Роберт Дин Кляйн). Любопытно, что «Сердце Америки» по сгущенности материала и эмоциональной силе ничуть не уступало двум более знаменитым картинам, снятым в то же время на ту же тему, хотя и в совершенно иной манере, – «Слону» Гаса Ван Сэнта и неигровому «Боулингу для Колумбины» Майкла Мура. Однако в том же 2003 году, когда «Сердце Америки» вышло на экраны, с Уве Бёллем произошла труднопостижимая метаморфоза: он начал экранизировать видеоигры. И мало того что жанр сам по себе провальный (на моей памяти по компьютерной игре не было поставлено ни одного мало-мальски приличного произведения), так Бёлль еще и умудрялся отличиться даже на общем безрадостном фоне. «Дом мертвых» (2003), «Один в темноте» (2005) и свежевыпущенный BloodRayne (2005) – более чем красноречивая иллюстрация сказанного. Но самое жуткое, что доктор литературы из Вермельскирхена решил не успокоиться на достигнутом: в стадии постпродакшна находится «Именем короля» по мотивам фэнтези-игры Dungeon Siege; снимается Hunter: The Reckoning по видеоигре о борьбе со сверхъестественными монстрами, охотящимися на людей; на подходе Postal (антиамериканская «стрелялка» по одноименной игре; обещан даже Усама бен Ладен); наконец, на 2008 год анонсированы два проекта от сценаристов «Одного в темноте»: Far Cry (экранизация одноименной экшн-игры) и Fear Effect. Удивительнее всего, впрочем, даже не то, что у Бёлля, в одночасье слетевшего с катушек на почве злоупотребления компьютерными играми, распалась связь мозгов (сразу после выхода на экраны BloodRayne доктор, впав, судя по всему, в крайний цинизм, назвал в качестве любимых фильмов «Гражданина Кейна», «Заводной апельсин», «Сияние», «Ребенка Розмари», «Малышку на миллион» и «Город грехов»), а то, что после оглушительного провала предыдущих своих гейм-проектов, которые солидарно освистывают и публика и критики, Бёлль умудряется зачать еще большее количество новых. Более того, перед съемками «Именем короля» Уве, самолично продюсирующему собственные детища, удалось раскрутить инвесторов на 60 миллионов долларов, что по уровню фантастичности намного превосходит перипетии сюжета. Один мой знакомый кинокритик в связи с этим даже предположил, что в тело несчастного вестфальца вселился Чужой: трудно сказать, насколько верна эта гипотеза, но она отлично объясняет как неожиданную и чудовищную метаморфозу, произошедшую с когда-то бесспорно талантливым немецким режиссером, так и его сверхъестественное искусство «разводить» обладателей крупных денежных сумм на заведомо убыточные предприятия.

Вернемся, однако, к BloodRayne. В основу фильма сценаристка Гвиневера Тёрнер, когда-то блистательно адаптировавшая для Мэри Хэррон роман Брета Истона Эллиса «Американский психопат», положила предание о дампирах (которых российские переводчики – для вящей звучности и, простите за каламбур, драматичности – переименовали в дрампиров). Согласно цыганским поверьям, укоренившимся еще несколько веков назад, некоторые вампиры, особенно охочие до женского общества, периодически возвращаются из могилы, чтобы утешить какую-нибудь молодую вдовицу или любую другую барышню по своему вкусу. Плодом таких частых и стремительных утешений и является дампир – получеловек-полувампир, обычно мужского пола. Самым ценным качеством дампира считается его способность обнаруживать и убивать вампиров (обнаружения, впрочем, часто бывало достаточно: разоблаченного вампира просто пристреливали, если он находился вне пределов своей могилы), так что цыгане Восточной Европы берегли дампиров как зеницу ока. Отдельные желающие подзаработать даже специально объявляли себя дампирами, вовсе не будучи таковыми, поскольку охота за вампирами была неплохим источником дополнительного дохода. Во всех остальных отношениях дампир был обычным полноправным членом цыганской общины. Некоторые, правда, верили, что настоящий дампир скользок, как желе, и живет очень недолго (такое представление было связано с бытовавшей одно время верой в то, что у вампира нет костей и что он не может полноценно существовать, прежде не умерев), однако подобные фольклорные мотивы, замечу как специалист, нисколько не соответствуют действительности.

История BloodRayne инспирирована известным вампирическим бумом конца XVII – первой половины XVIII века, прокатившимся по Центральной и Восточной Европе, захватив вскоре и Западную Европу (именно тогда в связи с делом крестьянина Арнольда Паоля, после смерти в 1726 году опустошившего сербскую деревню Медвежья, возник знаменитый протокол Visum et Repertum, опубликованный в 1732 году военным врачом Флюкингером, вслед за чем популярный в Версале франко-голландский журнал Le Glaneur в номере от 3 марта 1732 года впервые употребляет слово «вампир» в его французском варианте, London Journal 11 марта 1732 года впервые вводит это же слово в английский язык, Иоганн Кристиан Шток публикует в Йене Dissertatio Physica de Cadaveribus Sanguisugis (1732), а Иоганн Генрих Цопфт в Галле – Dissertatio de Vampiris Serviensibus (1733)). В то время, говоря словами одной румынской народной сказки, «вампиры были столь же обычны, как листья, или трава, или ягоды в ведре». Из всего этого многоцветия можно было бы сделать не зрелище, а конфетку, однако авторы BloodRayne выдали нечто совершенно невразумительное. Скомкав мистику цыганского цирка и первое превращение до скукоженных размеров советского киножурнала (того, который показывали перед сеансом), Бёлль и Тёрнер ударились в описания какого-то тайного антивампирического ордена, хранящего разрозненные части тела насильственно упокоенного древнего вампира Белиара (т. н. талисманы) и противостоящего предводителю вампиров Кагану. Не удовольствовавшись фамилией главного кровососа, прозрачно намекающей на мировой масонский заговор, Бёлль – видимо, из генетического немецкого ехидства – снабдил злодея вполне соответствующей иудейским канонам физиономией Бена Кингсли, что уж совсем неприлично, хотя и смешно. Второй неприличный – и тоже смешной – ход д-ра Бёлля (в финальных титрах гений экранизации компьютерных игр специально подчеркивает наличие у себя докторской степени) – бурное соитие героини Кристанны Локен с молодым охотником за вампирами, после которого истребительница нечисти весь оставшийся фильм сияет подобно радуге, показанной праотцу Ною вызволившим его из тенет потопа Господом Саваофом. (На вопрос BlairWitch_de относительно сексуальных сцен сам доктор, сравнив свой новый опыт с опытом «Одного в темноте», ответил с обезоруживающей прямотой: «Локен показала то, что Тара Рид не захотела показать».) Однако непонятно на чем основанная твердая вера создателей фильма в то, что лучезарная улыбка осчастливленной Рейн–Кристанны может затмить все прорехи в сюжете, само собой, не срабатывает. Своего апофеоза идиотизм достигает в финальной сцене принесения жертвы, когда главный вампир, сунувшись в подаренный ларец, не обнаруживает там священного сердца; учитывая то, что ларец не был замкнут на ключ, а на осмотр содержимого отрицательным персонажам было дано несколько часов, творящееся на экране приобретает совсем уж клинический характер. Дополнительный бонус к непробиваемой «драматургии» – неестественно разлетающиеся из убиенных актеров кровавые фонтаны, зачем-то нарисованные на компьютере. Обычный краситель под одеждой был бы не только проще и дешевле, но и намного натуральнее, не говоря уж о психологическом эффекте.

Из относительных удач BloodRayne можно выделить пир у Леонида с подвешенными истекающими кровью жертвами – странное сочетание фаст-фуда и столовой самообслуживания. Из удач абсолютных – игру Билли Зэйна в роли виконта Элриха и музыку Хеннинга Лонера, которая мало того что фантастически красива сама по себе, так еще и идеально ведет зрителя от одной сцены к другой, заставляя прочувствовать нюансы каждого эпизода. В общем, если бы Бёлль совсем убрал изображение и диалоги и оставил только музыку, у него получилось бы отличное кино.

Vlad Dracula