«Дневники няни»: Рецензия Киноафиши
Сделав твердый шаг вперед в «Американском великолепии», переосмысливающем сюжетику, композицию и предназначение комикса, талантливые адепты независимого кино Роберт Пульчини и Шери Спрингер Берман по прошествии относительно небольшого временного отрезка сделали – в полном соответствии с ядовитым ленинским тезисом – два шага назад. «Дневники няни» несут на своих изящно смонтированных страницах все признаки оппортунистического уклонения в диснеевскую розовую пастилу, благостно переполняя зрителя жалостью, умилением и всепонимающим сочувствием. Временами героиня Скарлетт Йоханссон чересчур уж напоминает (не внешне, разумеется, а своим душевным устройством) старого Митрича из поэмы Венички Ерофеева «Москва – Петушки», который горько плакал от сострадания к героям своих небылиц, ибо переполнен был, по словам автора, «любовью ко всякой персти, ко всякому чреву». Мы же, напротив, любовью отнюдь не переполнены, вследствие чего полагаем излишнюю умильность восьмым смертным грехом, а для кинематографа – так и вовсе первым.
Разумеется, «Дневники няни» можно и нужно воспринимать не только как мелодраму, но и как антропологический этюд о сытом и холеном племени Верхнего Ист-Сайда, что на Манхэттене, – недаром Пульчини и Спрингер Берман столь капитально переделали роман Эммы МакЛоклин и Николя Крауса. Героиня Скарлетт Йоханссон, получив диплом по антропологии, весь фильм проводит социальное исследование, несмотря на то что материал не вполне обычен, а вербовка в няни происходит по недоразумению (вместо имени Энни будущая работодательница слышит слово «нэнни» (nanny), каковое, собственно, и означает «няня»). Для того чтобы подчеркнуть социопсихологический смысл происходящего, авторы пользуются определенным художественным кодом: по имени зовут лишь воспитуемого сорванца и горничную, в то время как остальные фигурируют как «няня», «парень из Гарварда» и т. п., не говоря уж об опереточно величаемом «мистере Икс» и его супруге – «миссис Икс», переложившей, подобно другим верхнеистсайдским богачкам, бремя материнства на с соответствующей целью нанятых работниц. И хотя в своих первых исследовательских видениях персонаж Йоханссон возносится к небу под культовым зонтиком, навязчиво напоминающим о Мэри Поппинс, очень быстро вязкая и безобразная проза жизни стягивает ее вниз, поближе к повседневности, где сидение с чужим ребенком подразделяется – в зависимости от степени загрузки – на те же типы, что и гепатит (точнее, его наиболее распространенные формы; тип С, разумеется, самый неприятный), а между родителями и детьми происходят дословно следующие диалоги:М а т ь М и с т е р а И к с (в дупель пьяная, наливая себе очередную порцию виски, саркастически): Вот что значит жениться не на трезвую голову!М и с т е р И к с (из-за стены, весьма раздраженно): Да ты вообще заткнись, сучка!
Впрочем, из того факта, что обезжиренные, обезуглевоженные и, в сущности, совершенно одинокие богатые стервы разрываются между шопингом и пилингом, побросав своих детишек на произвол нянчащейся с ними (за умеренное вознаграждение) судьбы, а их мужья, уезжая в чикагские офисы проводить коммерческие слияния, предаются там слияниям совсем иного рода, Пульчини и Спрингеру Берману не удалось соорудить яркого и запоминающегося зрелища. Не считать же, в самом деле, таковым торчащие из-под брюк розовые трусы изогнувшейся Скарлетт Йоханссон. Слезливые банальности мешают режиссерам-сценаристам прочувствовать остроту материала (последнее, кстати, вовсе не отменяет сострадания), а финальный апофеоз умиления с мгновенным исправлением всех фигурировавших в фильме слабостей и грехов и возвращением данных при рождении имен отдает уже каким-то Шарлем Перро. А ведь вначале мыслилась занимательная антропология…
Vlad Dracula
