«История Нуреева должна быть рассказана. Снова и снова» - Дэвид и Джеки Моррис о любви к русскому балету, современной моде на документальное кино и погибших монтажёрах

Документалисты - отчаянные люди. Они знают, что все истории написаны до них. Они знают, что все архивы перерыты до них. Они знают, что их картину вытеснит из кинозала любой среднебютжетный голливудский продукт. Но всё равно идут и снимают свои фильмы о том, что их так интересует. Британские режиссёры, брат и сестра Дэвид и Джеки Моррис, представили в Москве свой многолетний труд под названием «Нуреев. Его сцена – весь мир». Документальный байопик снят при поддержке Фонда Рудольфа Нуреева и празднует 80-летие знаменитого танцовщика и бунтаря. Корреспондент «Киноафиша.Инфо» встретилась с семьей документалистов сразу после премьерного показа и узнала, что они любят больше: балет или кино.

Прежде чем поделиться с вами своими впечатлениями об увиденном, хочу задать вам вопрос, который задаю абсолютно всем документалистам. Что делает ваш документальный фильм именно вашим. Ведь история, которую вы рассказываете, уже случилась. И это не игровой фильм, где вы можете добавить художественного вымысла. Вы просто пересказываете факты. Так как мне понять, что это именно ваша точка зрения?

Дж.М: Мы делали фильм для показа в кинотеатрах. А это значит, что мы его сделали настолько зрелищным, насколько это было возможно. Именно для этого мы решили воссоздать часть событий из жизни Нуреева на физическом уровне, с помощью современной танцевальной постановки. И мне в этом видится главное отличие нашей картины от других документальных фильмов о нём. Мы потратили немало времени, чтобы отыскать самые необычные фрагменты в реально существующем архиве, фрагменты, которые никто раньше не видел. Подобрали особую музыку. Очень большое внимание уделили музыке. Кроме того, мы под стать нашему герою подобрали и людей, которые говорят о нём: это всё невероятно эмоциональные истории. Мы подталкивали их к этому путешествию по волнам памяти, очень кинематографичному путешествию, и отправлялись вместе с ними.

Д.М: Когда вы создаете документальный фильм для показа в кинотеатрах, это кажется довольно простым делом, но занимает очень много времени. Когда документальный фильм делает BBC или какой-то другой канал, они предпочитают рассматривать в своих картинах какой-то один аспект жизни Нуреева. У нас же фильм длится почти два часа и над нами не довлеет никакое BBC: «Ну, когда же вы уже сдадите проект и начнёте делать следующий?!». Мы работаем сами на себя. Мы можем развивать историю, как нам кажется правильным, чтобы она понравилась зрителям. Мы даже не обязаны отчитываться перед кем-то. И у нас полно времени - это в буквальном смысле два часа. И всё это, как мне кажется, делает этот фильм нашим. Мы свободны в наших собственных умозаключениях.

Тогда поделитесь ими. Почему Нуреев показался вам актуальным героем? Почему вы решили, что фильм о нём будет своевременным и востребованным в сегодняшней кинотеатральной сетке?

Дж.М: К сожалению, потому что Нуреев стал забываться в памяти человечества. У нас уже выросло целое поколение людей, которые слышали это имя, но уже не уверено, когда и при каких обстоятельствах они его узнали. А он же был совершенно невероятной личностью, каких в принципе не так уж много. И его история должна быть рассказана. Снова и снова. Чтобы память о нём жила.

Д.М: Это фильм так же имеет практический смысл. В Великобритании и США интерес к кинотеатральной документалистике пробудился всего каких-то 5-6 лет назад. Да этого считалось, что документалистика - в большей степени телевизионный формат. Но Рудольф Нуреев, Марго Фонтейн, Эрик Брун смотрятся фантастически на большом экране невероятно кинематографично. И в этом-то и есть смысл: ещё каких-то десять лет назад ни один продюсер, ни одна киностудия не стали бы делать подобный документальный фильм для кинотеатра. Но сейчас это происходит. Прямо сейчас. Вы можете воссоздать на экране то, что массовая аудитория, возможно, даже не видела. И не просто воссоздать, но показать это в гигантском формате кинозала.

Насколько сложно добывать материал для таких проектов? Были трудности при работе с архивом или когда вы договаривались об интервью или наоборот все были рады помочь вам?

Дж.М: Это было удивительно: абсолютно все, к кому мы обращались, были счастливы помочь. Потому что нас в первую очередь поддерживал Фонд Рудольфа Нуреева. Он действительно открывал нам все двери. Если нам казалось, что какой-то герой скучноват для нашего фильма, они предлагали кого-то ещё, мы могли позвонить в любой момент, и они находили третьего… это, поверьте, весьма трудоёмкий процесс. Но нам повезло, что у нас был опыт создания предыдущих двух картин («МакКаллин», 2012 г, номинация BAFTA за лучший дебют и за лучший документальный фильм, и «Атакуя дьявола», 2016 г, приз жюри на фестивале документального кино в Шеффилде и премия Grierson за лучший исторический документальный фильм). Этот опыт всё же упростил нашу работу над «Нуреевым».

Д.М: Ну, вот к примеру, брали интервью у одного выдающегося художественного руководителя балетной труппы. Ему уже под сто лет. И он дал это интервью именно потому, что ему позвонили из Фонда Нуреева и попросили поговорить с нами. Если бы мы позвонили ему сами, без помощи Фонда, без их рекомендации, мне кажется, он бы даже не стал утруждаться. Так что, да, Фонд открывал нам двери.

Догадываюсь, что следующий вопрос будет банальным, но всё же почему вы спрятали лица всех ваших спикеров, кроме самого Нуреева?

Дж.М: Всё просто: мы не хотели, чтобы вы смотрели на лица, мы хотели, чтобы вы смотрели на танцы. Честно, вот такое простое объяснение (смеются оба)

Д.М: Ну ладно, ещё и потому, что большинство документальных фильмов, особенно телевизионных, используют такой способ, потому что это… дёшево. Вот если вы видите на экране человека, который сидит и что-то рассказывает, прямо как мы сейчас, знайте, это дёшево. Намного дешевле использования хроники. Потому что работать с архивными записями невероятно дорогое удовольствие. Хранители запрашивают сотни фунтов за минуту видео. Мы хотели дать нашим зрителям визуальное подтверждение, что наш фильм стоит их денег, которые они заплатят за билет.

Дж.М: Это к тому же позволяет по-настоящему погрузиться в жизни самого Нуреева. Когда внимание не перескакиваете с человека на человека, а вы сидите в кресле, слушаете все эти голоса и видите прекрасные кадры с танцами. Когда это всё сливается воедино, рождается настоящая магия.

Тогда почему вы выстроили свой фильм в жёсткой хронологии? Ведь в современной документалистике такой подход не в почёте, считается, что рассказывать историю линейно - это скучно.

Д.М: Зато так понятнее (смеются. Вы же не читаете книгу с первой страницы, потом перескакивая сразу на пятую, потом обратно на вторую… Я понимаю желание режиссёров перемешать всё, но для этого должна быть какая-то весомая причина. Если снимать так без причины, можно попросту запутать зрителей. Мы все наши фильмы снимали в строгой хронологической последовательности. Но следили за тем, чтобы в них была крепкая эмоциональная арка. Конечно, можно было начать с факта, что герой умер, а потом показать его в расцвете сил. Но лично я хочу видеть развитие жизни: как он идёт по ней, взрослеет, как уходят одни его друзья, появляются другие, как он из счастливого человека превращается в фигуру трагическую. Сама история требовала, чтобы её так рассказали. Возможно, мы и готовы были бы нарушить где-то хронологический порядок, но только не в этом фильме.

Я обещала вам рассказать о своих впечатлениях. Я абсолютно покорена монтажом. Как вы добились этого эффекта, когда у вас Нуреев танцует словно зажатый между двумя кадрами?

Дж.М: Оооо, это был очень долгий процесс. 4 режиссёра монтажа работали каждый день по 10 часов на протяжении трёх лет.

Д.М: Трое из них умерли на рабочих местах.

Метафорически, надеюсь?

Д.М: Да-да… (смеёмся уже все вместе)

Дж.М: Документалистика - это вообще процесс, который отнимает очень много времени. Потому что изначально у тебя нет никакого сценария. Есть только представление о том, к чему ты хочешь прийти. Ты работаешь над каким-то эпизодом, кажется, вот это правильное направление мысли, а потом ты берёшь следующее интервью и думаешь: «Вау, так вот же как надо делать фильм», сворачиваешь на другую дорожку, а всё то, что снял раньше, выкидываешь в корзину. А там, например, три месяца уже сделанной работы. А потом у тебя заканчиваются деньги, и ты достаешь этот материал из корзины, пытаешься подогнать его под то, что уже готово на монтажном столе. А потом выясняется, что у разных режиссеров монтажа разный набор навыков. А мы всего-то хотели сделать фильм зрелищным, привлекательным. И мы играли этими слоями, на которые раскладывается видео, тасовали отснятый и предоставленный материал. Но основным инструментом всё равно были архивы 50-х - 70-х годов. По большей части все эти танцы, о которых вы говорите, это 50-е. И это видео от нас не требовало никакого вмешательство, оно само по себе привлекательно. Так почему бы его просто не показывать? К тому же постоянное включение этих танцев на протяжение всего фильма создаёт эффект фундамента.

Именно так, своеобразная сквозная линия. Как и регулярно повторяющаяся фраза, что Нуриев обладал какой-то животной грацией, был похож на пантеру или льва и был абсолютно убеждён в своей особенности. Вы сами ощущали эти его черты, когда часами смотрели на его танцы?

Д.М: В общем-то, когда мы брались за этот фильм, мы уже тогда не сомневались в исключительности Нуреева. Так что мы не особо удивились, когда нашли этому подтверждение.

Дж.М: Но работая, мы полностью осознали, какая это алхимия, что его исключительность создаётся не только его танцами, но и его личностью, его драйвом. Знаете, есть такие люди, которые заполняют собой всё свободное пространство. Нуреев мог быть жестоким, ужасно себя вести, ударить человека, но если он хорошо относился к человеку, то он делал это искренне, на сто процентов.

Д.М: Он никогда не забывал своих русских друзей, например. Никогда не забывал, одалживал им деньги, пересылал тайком, дарил шубы. Он мог вести себя, как распоследняя свинья, но если он доверял кому-то, а они доверяли ему, он готов был сделать для этих людей что угодно. Это как раз то открытие, которое мы сделали в процессе работы, как он держался за своих русских друзей и как они держатся за него по сей день, просто думая о нём.

Кстати, насколько вам было важно представить свой фильм в России лично? И понравилась ли вам реакция сегодняшней аудитории (интервью проходило сразу после премьерного показа картины в Москве 29 сентября)?

Дж.М: Мы были так взволнованы, когда узнали, что фильм выйдет в прокат в России. И это будет широкий прокат, порядка 80-90 экранов. А приём вообще был фантастический. Мы даже не предполагали, какой именно может быть реакция, это же не наша родная страна, где мы знаем публику. Для нас Россия - это заграница. Но приём, оказанный здесь, поразил какой-то родной теплотой.

Так в итоге, «Нуреев» - это фильм о выдающемся человеке, интересной личности или это всё же взгляд на мировую историю культуры через историю частную?

Д.М: Мне думается, что этот фильм полностью посвящён Нурееву. Даже редкие эпизоды, когда мы касаемся политики, это всё равно эпизоды о нём. О том, как политика влияет на личность. И что касается Нуреева, он вообще не поддавался влиянию никаких политических течений, он соглашался только с тем, во что верил сам. Ведь именно политика доставила ему столько проблем в жизни. Но всё же мы добавили политическую составляющую в фильм, потому что именно политика стала причиной главной трагедии в жизни Нуреева: он десятки лет не мог видеться со своей матерью. Он был величайшей звездой мирового балета, его обожала Королева, но он не мог поехать к маме. Политическое вмешательство тут настолько прямолинейно и понятно каждому зрителю, что даже не стоит заострять на нём внимание. А стоит на переживаниях героя, на том, что часть его всегда страдала. Так что это точно фильм о Нурееве.

Вероника Скурихина

В российском прокате с 29 сентября 2018

Расписание и покупка билетов на фильм «Нуреев. Его сцена – весь мир»