Если вынуть султана Сулеймана из бархатных покоев Топкапы и перенести его в шумный мегаполис 2025 года, он бы вряд ли стал политиком. Не потому что не смог бы — просто ему это стало бы быстро скучно.
Современные интриги и компромиссы — не тот масштаб, к которому привык один из величайших правителей Османской империи и герой «Великолепного века». Но кем бы он тогда трудился?
Артист с царской выправкой
Сулейман был не просто правителем, а поэтом, ювелиром, эстетом, дизайнером одежды. Его умение замечать красоту и создавать её из золота и слов вполне могло бы превратить его в знаковую фигуру мира современного искусства — возможно, художника-экспериментатора или даже арт-режиссёра в духе Константина Богомолова.
В его нарядах блистали бы звезды на Каннском фестивале.
Генерал цифровой эпохи
При другом раскладе Сулейман мог бы стать военным стратегом — но не на поле боя, а сидящим дома. Ну или, при условии, что он получил бы хорошее образование и прошел армию, Великолепный мог бы стать тактиком.
Его уважение к опыту старших, умение принимать решения и хладнокровие в критических ситуациях сделали бы его идеальным руководителем оборонного подразделения.
Оратор-философ
Многое в жизни Сулеймана вращалось вокруг внутренней дисциплины и высоких моральных ориентиров. В XXI веке он, скорее всего, стал бы публичным интеллектуалом, философом с аудиторией в несколько миллионов на YouTube.
Духовный наставник
Вера играла ключевую роль в жизни султана. И если бы он родился сегодня, не исключено, что его путь лежал бы в сторону религиозного лидерства — не догматичного, а просветлённого. Может быть, он стал бы наставником, объединяющим людей разных вер, как некий современный суфий, проповедующий единство и мудрость без крайностей.
Где его точно не было бы
Сулейман не стал бы лицом рекламной кампании, пиарщиком, биржевым брокером или серым кардиналом, толкающим чужую повестку. Всё это — против его природы. Он не любил лжи и не прощал предательства. Его принципы были непоколебимы: если править — то открыто. Если любить — то до конца.
Сулейман в XXI веке не стал бы ни президентом, ни технократом. Он был бы человеком влияния — через искусство, мысль, веру или стратегию.
В любом из этих проявлений он остался бы тем, кем и был: величественной и глубоко противоречивой личностью, перед которой склоняются не только за титул, но и за силу духа.
Османская империя свернула не туда: будь фавориткой султана Махидевран вместо Хюррем — что изменилось бы?
