«Виктор Франкенштейн»: Рецензия Киноафиши
Роман Мэри Шелли, экранизированный и переосмысленный вдоль и поперек, уже вряд ли когда-нибудь перестанет быть площадкой для все новых и новых опытов. Еще в 2004-м известный франкфуртско-нью-йоркский кинорасчленитель Маркус Ниспель сделал для телевидения «Франкенштейна» (очень, кстати, недурного), обновленный сюжет которого, придуманный Дином Кунцем, разворачивается в XXI веке в Новом Орлеане. Пол Макгиган пошел по другому пути: его «Виктор Франкенштейн» – своего рода стимпанк-версия, где события оригинала перенесены из Ингольштадта и Женевы XVIII столетия в Лондон и Шотландию викторианской эпохи. Гораздо интереснее, однако, стилистический разворот: начавшись почти как ремейк «Собора Парижской Богоматери», с любви горбуна, прекрасного сердцем, к пленительной циркачке, фильм уже минут через двадцать превращается в лощеную вариацию на тему «Шерлока Холмса» от Гая Ричи (собственно, Макгиган – один из режиссеров другого, телевизионного «Шерлока», с Камбербэтчем в заглавной роли, а эстетическая кухня там общая на всех). Франкенштейн высасывает горб безымянного циркового работника через шланг, нарекает того Игорем, в честь соседа – морфиниста и злостного неплательщика, и дальше Виктор и Игорь, подобно прошедшим перезагрузку Холмсу и Ватсону, бросаются в водоворот техничных и по-ярмарочному эффектных приключений посреди Лондона, заполненного рекламой и анатомическими театрами. Пока Игорь лечит предмет своего обожания чесноком и мышьяком, Виктор рассказывает великосветским дамам про «малюток, выращенных в банках» и про то, как сперматозоиды сами будут плыть к яйцеклеткам в какой-нибудь специальной «бадье». Но все это лишь затравка к главному делу жизни: распивая виски в опасных для здоровья количествах, джентльмены создают чертеж своего Прометея (роман Мэри Шелли, как помнит любезный читатель, назывался «Франкенштейн, или Современный Прометей»), в которого они собираются воткнуть животворящую «вилку Лазаря»…
Конечно, макгигановский фильм – не просто приключенческий аттракцион. Подобно тому как Роджер Корман в 1990-м («Франкенштейн свободен») и Кеннет Брана в 1994-м («Франкенштейн») влезали в душу безымянного монстра, пытаясь разрешить религиозный вопрос о творце и его творении, – Пол Макгиган влезает в душу франкенштейновского ассистента, ведя рассказ от его имени и видя происходящее его глазами. Игорь предстает тонким и прекрасным гуманистом, который с первых же кадров очаровывает добродетельно-философическим складом ума. «Мне хотелось понять всё в той внутренней вселенной, которая нас делает теми, кто мы есть», – меланхолически произносит глубокомысленный цирковой шут XIX века, следуя тексту, написанному сценаристом Максом Лэндисом, автором «Хроники» и «Ультраамериканцев». Заглавный герой, однако, полон более практических замыслов: «Я мечтаю о мире, где солдата со шрапнелью в позвоночнике можно оживить и вернуть в строй». Дальше появляется еще один персонаж, планирующий заполучить мировое господство при помощи модернизированных мертвецов, оживленных вилкой Лазаря, и все благополучно скатывается в бондиану или, если угодно, в гай-ричиевскую шерлок-холмсовщину, с бесконечными мегаломаньяками и очередными планами порабощения мира…
Ключевая неудача макгигановского фильма – полное рассогласование между формой и идеей. Вопрос о бытии Бога, о связи между создателем и творением (в качестве основного творения здесь выступает не адский «Прометей», а, собственно, сам Игорь), о парадоксальной связи между врагами, потерявшими близких (спор верующего инспектора полиции, у которого умерла от рака жена, и атеиста Франкенштейна, у которого погиб брат), решается посредством лощено-плутовского технологического цирка. В сущности, главное изобретение здесь не то, что мертвецы встают с анатомических столов (кого нынче этим удивишь?..), а то, что метафизика – акробатический этюд для умеющих пользоваться ножом и вилкой Лазаря.
Сергей Терновский