«Испанский-Английский»: Рецензия Киноафиши

Для англоязычного сознания все, что связано с понятием identity, имеет первостепенное значение. В США, больше похожих на плавильный котел, чем на место обитания какой-то определенной национальности, на проблему психической идентификации накладывается довольно острая проблема идентификации культурно-этнической. Я американец, но кто это я, собственно, такой? Тут примерно то же самое, что с загадочной и потому набившей изрядную оскомину русской душой: как определить, передать, выразить душу народа, точнее, общества, поскольку в новом глобальном мире никаких народов, строго говоря, уже нет? Вот об этом и пытается поразмыслить Джеймс Л. Брукс в своем новом фильме Spanglish (буквально: «Испанглийский»).

Мексиканка Флор (Пас Вега), поплакав о сбежавшем муже, пересекает вместе с маленькой дочкой американскую границу и отправляется прямиком в Лос-Анджелес, где латинос составляют чуть ли не половину населения. Там шесть лет мать и дитя живут в «латинском» квартале, не зная Америки (в смысле – Северной Америки) и изъясняясь исключительно по-испански, пока финансовые обстоятельства не заставляют Флор выйти в мир «белых людей» (это цитата). Беда в том, что женщина совершенно не владеет английским, вследствие чего, устроившись гувернанткой в дом повара Джона (Адам Сэндлер) и его супруги Деборы (Теа Леони), вынуждена использовать в качестве переводчиков сначала подругу, затем собственную дочь. Правда, знание английского еще не гарантирует взаимопонимания между теми, кто его знает, поэтому в семейке с женой-неврастеничкой, взрослеющей дочерью и мудрой, но не выпускающей из рук бокала тещей и без всяких иностранных языков полным-полно «трудностей перевода». Впрочем, здесь Брукс сразу дает понять, что снимает умное, но очень милое кино об умных, но очень милых людях («но» – потому что, и на этом я вопреки Бруксу настаиваю, в нашем проклятом мире ум означает прежде всего яд иронии и непримиримость парадокса). В отличие от предыдущего своего фильма «Лучше не бывает», одновременно гораздо более саркастичного и гораздо более пронзительно-трагичного, Брукс в Spanglish целенаправленно выстраивает мелодраму с добрым юмором («Мама, пожалей людей. Ты за рулем – угроза для всех»; «Мой муж – шеф-повар. (Пауза.) Это не моя заслуга»), обильными женскими слезами, трогательно-пушистыми сценами и тому подобными атрибутами. Впрочем, надо отдать ему должное, и о смысле тоже не забывает, да и чувства меры не теряет, как какая-нибудь Нэнси Мейерс с сопливой «любовью по правилам и без», так что необходимая планка в Spanglish выдерживается. Правда, гротеск здесь Бруксу не удался (единственная сексуальная сцена, которая и должна была послужить гротескным зазеркальем семейных отношений, получилась довольно-таки криво и невнятно), зато удалось создать интересный актерский ансамбль с блестящей Клорис Личман в роли тещи и впервые не без таланта сыгравшим Адамом Сэндлером (хотя надо признать, что Сэндлер раньше снимался в таких опусах, где проявить вообще какие бы то ни было способности было крайне затруднительно).

Однако главная «фишка» раскрывается в конце. Кристина (дочь Флор), от лица которой, собственно, и ведется повествование, пожив в американской семье и поучившись в нивелирующей всех под один «элитарный» стандарт американской частной школе, во время ссоры с матерью бросает, как она выражается, «обычную для североамериканцев фразу»: «Не сейчас. Дай мне отойти». Здесь-то и происходит «конфликт цивилизаций». «Не надо от меня отходить», – отвечает Флор. Эмоциональное единение, присутствующее у латиноамериканцев, можно сказать, в крови, Брукс здесь отчетливо противопоставляет североамериканскому (вообще «цивилизованному», евроатлантическому, если угодно) обществу отчуждения, где люди отгорожены друг от друга – а следовательно, и от смысла, надежды, счастья и т. д. – непроходимыми социальными и психологическими барьерами. Такое противопоставление, конечно, несколько наивно, но оно вполне может решить в реальных условиях проблему уже упоминавшейся identity: поступая в Принстонский университет, Кристина гордо пишет в автобиографическом эссе, что это поступление нисколько не изменит ее индивидуальность.

Vlad Dracula