В начале был свист: интервью с режиссёром фильма «Свистуны» Корнелиу Порумбойю

Один из каннских конкурсных фильмов, который точно увидят российские зрители — «Свистуны» Корнелиу Порумбойю, лауреата «Золотой камеры» (2006), дважды лауреата программы «Особый взгляд» (2009, 2015), впервые претендующего в этом году на «Золотую пальмовую ветвь». В новой картине типичный герой как Порумбойю, так и румынского кино вообще — полицейский в исполнении Влада Иванова — отправляется на остров Гомера, чтобы научиться распространённому там тайному языку — свисту — и вытащить из тюрьмы человека, связанного как с мафией, так и с роковой красавицей Гильдой. Фильм уже называют самой зрительской работой режиссёра, который всегда интересовался парадоксами человеческой коммуникации. После премьеры с Корнелиу Порумбойю поговорила Мария Кувшинова.

— Как вы узнали про секретный язык-свист?

— Я десять лет назад видел по телевизору передачу про коммуникацию при помощи свиста. Как раз в то время закончил снимать «Полицейский, имя прилагательное». Тема меня заинтересовала, я в неё углубился и даже написал сценарий, который мне самому не нравился. Снял «Метаболизм» («Когда в Бухаресте наступает вечер, или Метаболизм», 2013 — прим. ред.), потом ещё что-то и вернулся к этой идее после «Сокровища». В общем, долго.

— В начале был свист?

— Да, абсолютно. С него начался этот фильм.

— Вряд ли этот язык был создан для того, чтобы с его помощью совершать преступления?

— Он создан для того, чтобы передавать сообщения на большие расстояния — не важно, с каким умыслом. Мы мало знаем о его происхождении. Свои версии подобного языка существовали в Турции, в Италии, в Греции, в Мексике, во французских Пиренеях. Меня привлекла эта древняя традиция, которой можно придумать применение в сегодняшнем перенасыщенном технологиями мире.

— А в фильме он воспроизведен в реально существующем виде?

— Да. На Гомере его преподают в школе, не только детям, но и учителям, приезжающим с материка. Главный специалист по этому языку, Франсиско Корреа, был нашим консультантом и даже сыграл роль в фильме. Я сам ходил на занятия, а он приезжал в Бухарест, занимался с актёрами. По-моему, этим фильмом я выдаю какой-то большой секрет (Смеётся).

— Можете насвистеть свое имя?

— Нет, я же режиссёр, я деньги искал, не очень много занимался свистом. Я знаю технику (засовывает согнутый палец в рот), но мало практиковался — надо каждый день.

— У вас не только Корреа играет, но и Агусти Вильяронга — он не актёр, а режиссёр, автор известного фильма «За стеклом». Почему вы его сняли?

— Был актерский кастинг в Мадриде, но я вдруг подумал, а не позвать ли Агусти. Проверил на IMDb, оказалось, он иногда снимался у друзей. Мне нравится его лицо. Гомера — вулканический остров, и я искал лица, чем-то напоминающие вулканическую породу: обветренные, резкие.

— «Свистуны» — очень динамичный фильм, по сравнению с вашими другими работами.

— Я хотел сделать что-то вроде неонуара, из тех, что я смотрел в детстве, но с элементами юмора. Даже когда я очень серьёзен, всё равно стараюсь шутить. Хотелось вернуться к герою из фильма «Полицейский, имя прилагательное» — шефу участка, который знает ответы на все вопросы, бесконечно уверен в себе. Что, если мы снова встретим его десять лет спустя, когда он потерял положение и себя, занимается какими-то сомнительными вещами? Я искал героя, который вынужден был бы учиться свисту в определённых обстоятельствах, а под конец оказалось бы, что этот навык ему по-настоящему полезен. Так пришло решение использовать флешбэки: герой едет на остров, учит язык, но мы видим на экране события, которые предшествовали поездке.

— Главная героиня — классическая фам фаталь?

— Да. В пространстве фильма все герои претворяются кем-то другим, играют роли. Они существуют в состоянии постоянной паранойи. Главная героиня называет себя Гильдой, но это не её настоящее имя, она сама придумала себе такое. Играя в проститутку, она идёт до конца, спит с главным героем, потому что игра идёт всерьёз — хотя именно в этот момент между ними возникает нечто большее. В роли Гильды снялась очень известная румынская фотомодель, но она давно живет в Риме и начала там работать в кино.

— Можете называть нуары, которые вы смотрели в детстве?

— «Третий человек», «Глубокий сон», «Мальтийский сокол», «Лора» (Отто Преминдежра — прим. ред.). «Дурная слава» (Хичкока — прим. ред.), это не нуар, но всё равно похоже — там герои скрывают себя настоящих.

— Только американские фильмы? В Румынии не было ничего похожего?

— Нет-нет, увы.

— Ваш фильм впервые снят не только в серых минималистичных румынских пространствах, но и на ярком тропическом острове. Сложно было переключаться?

— Конечно, я боялся сделать фильм-открытку, увидеть Гомеру взглядом туриста. Остров действительно прекрасный. Мне хотелось, чтобы поначалу он казался райским, а по мере развития событий становился всё более зловещим, опасным. Пространство эволюционирует в кадре. Чтобы как-то погрузиться в него, я трижды ездил на Гомеру, и мы с группой приехали туда за три надели до начала съёмок. Надеюсь, это позволило мне погрузиться в атмосферу, хотя бы отчасти. Не могу сказать, что яркие цвета меня смущали.

— Вы намеренно делали более зрительский фильм?

— Это комедия, и герои больше похожи на тех, с кем зритель может идентифицироваться. В конечном итоге, это кино о человеке, который уверен, что контролирует свою судьбу — хотя это совершенно не так. Наверное, людям будет интересно собирать сюжетную головоломку. Возможно, жанровое кино более привлекательно, чем авторское. Но думаю, что и в случае с этой картиной зрителю временами будет сложно. Был вариант смонтировать попроще, но я сказал «нет». Никакого заигрывания со зрителем я не планировал.

— Если все-таки позвонят из Голливуда, поедете? Снимать блокбастер?

— Блокбастер о языке (Смеется)? Думаю, не позвонят.

— Может быть, позвонят с Netflix.

— Netflix? (Смеется). Я не мастер экшена, хотя и пытался сделать что-то подобное в «Свистунах». У меня свои проекты, свои истории. Но если кто-то предложит что-то, что совпадет с моими интересами — да, я соглашусь. Никогда не говори никогда. Если бы десять лет назад мне сказали, что у меня в кино будут флэшбеки, я бы решил, что он сумасшедший.

— Прошло больше десяти лет с тех пор, как «новое румынское кино» прогремело в Каннах. Какую роль этот успех сыграл в ваших судьбах?

— Для каждого режиссёра от успеха на фестивале зависит, будет ли он дальше снимать фильмы. Финансирование следующей картины привязано к успехам предыдущей. Для каждого из нас было очень важно, что нас показали и заметили здесь. Но у нас у всех очень разный путь и очень разные фильмы — у меня, у Кристиана Мунджиу, у Кристи Пуйю, у Раду Мунтяна. Появляются новые люди, в Румынии сейчас продюсируется всё больше картин — двадцать-тридцать в год.

— Вы общаетесь между собой?

— Мы иногда видимся, с Мунджиу даём иногда друг другу почитать сценарии. Андрей Ужика — мой очень близкий друг. Атмосфера в целом хорошая, они все мне позвонили, когда фильм отобрали в каннский конкурс. С Мунджиу мы вообще каждое утро видимся: у нас дети ходят в одну школу. Так что нам волей-неволей приходится о чём-то говорить — в том числе и о кино.