Берлин-2019: Драма «Прощай, сын мой» завершила фестиваль и разделила Киноафишу
Олеся Трошина считает, что Ван Сяошуай пополнил своей новой картиной подборку «Берлинале здорового человека», тогда как Татьяна Шорохова не видит в этой картине ничего человеческого и здорового.
О чём фильм
В середине 1980-х на пекинском заводе строят светлое будущее и своё счастье несколько пар. Но жизнь обойдётся с ними по-разному. Ухажёр одной из девушек окажется за решёткой за прослушивание иностранной музыки, другая займет пост директора и вместе с мужем они со временем разбогатеют, а третья пара падёт жертвой закона «Одна семья – один ребёнок». Лиюнь беременеет вторым и вынуждена делать аборт, после которого она уже никогда не сможет родить. Когда же в результате трагического случая её единственный сын погибает, через некоторое время в их семье появится ещё один ребенок – сын Яоцзыня, мужа Лиюнь, от симпатичной ученицы. Правда, мальчик вырастает, бунтует и надолго покидает свой дом. Лиюнь с мужем снова остаются одни.
За — Олеся Трошина
Убрав из конкурса одного известного китайца (новый фильм Чжана Имоу «Одна секунда» был изъят из программы), организаторы, к счастью, оставили другого — не менее выдающегося. Ван Сяошуай уже около восемнадцати лет бороздит просторы мировых киносмотров, а его картины то и дело пытаются обласкать то золотыми медведями, то пальмовыми ветками, то венецианскими львами. Постановщик по праву считается пионером независимого китайского кино, который начал свой путь в 1990-х и остаётся верен своему авторскому стилю и концепциям гуманизма. «Прощай, сын мой» — самый длинный фильм Вана, идёт три часа, но это время пролетает практически незаметно.
Из-за нелинейного повествования драма напоминает настоящую головоломку, разгадывать которую придётся все три часа. Ван Сяошуай собирает воедино разбросанные кусочки человеческих жизней. Прошлое, настоящее и будущее настолько тесно переплетаются между собой, что кажется, будто время в этом фильме остановилось. Вместе с тем мы наблюдаем за тем, какой отпечаток изменения в государстве накладывают на судьбы людей. В фильме нет границ между личным и социальным — они существуют в одной плоскости. Как нет и границ для зрительского воображения, чтобы заполнить недостающие части истории и трактовать увиденное.
«"Прощай, сын мой" — это свидетельство истории, которое показывает, что чувствовали обычные китайцы во время сокрушительных изменений в обществе, семье и в их личной жизни. Чтобы достигнуть этого в фильме, я досконально исследовал 80-е вплоть до наших дней. Отслеживая изменения от самого начала экономической реформы до современности, я хочу пересмотреть, как личная жизнь вплетается в социальную канву. Семьи в этой истории служат микрокосмом китайского общества за последние 30 лет» — говорит режиссёр.
Китайское авторское кино редко добирается до российского проката. Пример тому — одна из сильнейших лент прошлогоднего Каннского фестиваля «Пепел — самый чистый белый» Цзя Чжанке, в котором, как и у Вана, личная история развивалась на фоне социальных изменений в Китае (тоже почти три часа). Для кого-то просмотр подобных фильмов на большом экране может стать ни с чем не сравнимым удовольствием, но для других превратится в пытку. Неспешное повествование, плавные движения статичной камеры, запутанный сюжет и совершенно чуждый нам социальный фон — всё это выводит его за рамки зрительского кино. Однако «Прощай, сын мой» поднимает вопросы, которые будут понятны каждому. Даже если ответы даются на китайском.
Против — Татьяна Шорохова
В Берлине фильм Вана Сяошуая представляли как драму о последствиях трагической для Китая национальной политики об одном ребенке в семье. Дикий социальный эксперимент по сокращению населения страны привёл к последствиям, о которых нельзя написать в двух словах. На кинофестивале «Сандэнс» в этом году показывали документальную ленту One Child Nation — «Нация одного ребенка». Нанфу Ванг, одна из режиссёров фильма, возвращается в Китай со своим малышом из Штатов, куда переехала с семьей ещё в детстве. Постановщица начинает исследовать последствия решения администрации Дэна Сяопина («Плоды экономического роста не должны быть сожраны ростом численности населения») и показывает совершенно чудовищные вещи — от историй женщин, пытавшихся сбежать, до фотографий плодов, абортированных на поздних сроках.
Всю историю, показанную в трехчасовой (и невыносимой) драме Вана, можно охарактеризовать так: «Вам нужен второй ребенок, потому что первый может умереть».
Действительно, сюжет «Сына» постоянно скачет по времени, отчего создаётся впечатление, что историю рассказывает человек, постоянно вспоминающий те или иные детали. Уже примерно к середине длинного трехчасового полотна становится понятно, к чему ведет режиссёр и как можно было избежать хронометража, близкого к четвертым «Мстителям».
Дело в том, что «Прощай, сын мой» при перестановке фрагментов местами превращается в обычную и довольно банальную мелодраму. Он и она жили, воспитывали ребенка, не смогли родить второго, потеряли первого, приобрели нового (спойлер: он – сын мужа от любовницы), потеряли нового (потому что так надо по сценарию: почему мальчик вырос бунтарём, Вана не интересует). Страдания четы протагонистов придётся принимать на основании эпизода, в котором он, сильно выпив, в одиночку возвращается домой и, проснувшись ночью, замечает записку от жены. Метнувшись в её спальню, супруг обнаружит Лиюнь без сознания и побежит с ней на руках до больницы — ровно так же, как когда-то бежал с умирающим сыном. Что было в записке? Что сделала Лиюнь? Ответа нет.
Ровно как нет ответа, почему родители за 20 с лишним лет, прошедших с гибели сына, так и не навестили его могилу. Показанная в финале, она находится в очень плачевном состоянии. Возможно, это какие-то национальные особенности, но смотрится странно.
Ван городит вокруг очень простого сюжета огород недосказанности и лишних сюжетных линий. Убери он историю отношений Яоцзыня со своей любовницей (эти долгие переговоры в машине, разговор в отеле, флэшбэк, ещё один флэшбэк), ровно как и существование второго сына — ничего бы не изменилось. Разве что добавилось бы горечи (в финале фильм выруливает практически к хэппи-энду, окончательно превращая фильм в мыльную оперу), так необходимой истории о потере ребёнка. Почему Лиюнь стоически терпит измену мужа? Потому что она страдает и несёт крест? Или потому что режиссёр решил не отвлекаться на столь важный для сюжета драматический акцент? Вы не успеете задаться этим вопросом, потому что будете судорожно соображать, что происходит на экране, и почему актеры не меняются с возрастом (только в финале, приведя персонажей в наше время, Ван заставляет гримеров поработать над лицами своих героев).
Внутри трёхчасового «Прощай, сын мой» спрятан или один полуторачасовой фильм об ужасе потери единственного ребенка, или же мини-сериал для условного Netflix. Заставлять зрителей и критиков на Берлинале смотреть это откровенное мыло, да ещё и после «Синонимов» — настоящее издевательство.
